Мазарини
Шрифт:
А вот другое мнение французского монарха. На одном из первых заседаний Королевского совета Людовик заметил, что он взял полноту власти в свои руки не только потому, что этого больше всего хотел, но и потому, что считал кардинала Мазарини незаменимым на посту первого министра. Вообще король старался чаще быть рядом с кардиналом, который был счастлив видеть его активным и радостным, видеть, как он охотился, танцевал, музицировал. Людовик это интуитивно чувствовал.
Молодой король был доволен своим министром – другом и защитником в трудные дни. Он поражался его умению управлять государственными делами, его дипломатическими победами. Ведь именно он спас монархию во время Фронды и заложил основы для ее будущего процветания. Для короля Мазарини всегда
Сам же первый министр Франции не был ни жестоким, ни жестким. На протяжении его правления, несмотря на тяжелые годы Фронды, практически не применялись тиранические методы. Он даже не мог себе позволить быть тираном, подобно Ришелье, по причине своего происхождения и шаткого положения. Поразительно, что он, являясь одним из созидателей французского абсолютизма, оставался либеральным политиком. Конечно, в рамках того времени. Он почти не отправлял на плаху политических противников, позволял вплоть до своей смерти разгуливать по стране позорящим его, его семью и приверженцев политическим сочинениям, листовкам и брошюрам, терпеливо выслушивал противоположные мнения. По сути, душа его была чуткой и весьма чувствительной. В нем гармонично уживались светскость и религиозность – тоже приметы его эпохи.
Франция в правление Мазарини считалась Францией католических реформ. Прошло восемьдесят лет со времен Тридентского собора (1545—1563), принявшего жесткую программу Контрреформации и наметившего направление серьезного реформирования католической церкви и доктрины, а также нравов верующих. Нельзя сказать, что положение о нравах было тут же принято во Франции – парламенты провинций, ссылаясь на независимость галликанской церкви, отказались тогда исполнять решения собора. Но на практике большая часть его положений постепенно стала применяться.
Однако непосредственно годы министерства Мазарини совпали с общеевропейским процессом, для которого термин «Контрреформация» будет очень неточным. О какой Контрреформации могла идти речь после Тридцатилетней войны? «Великое столетие душ» – так охарактеризовали свой век католические современники. То было время «очищения» церкви и усиления французского спиритуализма, когда иррациональное «невротическое» поведение рассматривалось как нормальный импульс человеческой натуры. Таким было одно из проявлений кризиса XVII века в духовной области, и таковы были попытки выхода из него.
Католическая «реконкиста» началась в верхах французского общества (в основном городской элиты, буржуа и дворянства). Под воздействием чаще всего являвшихся из Испании либо Италии новых орденов и конгрегации в городской среде шла интенсивная духовная жизнь, причем истая вера возбуждала мистицизм и ригоризм так же легко, как и светскую набожность. Иезуиты снова набирали силу и воспитывали будущую мужскую элиту в 70 коллегиях, а девушек отправляли на воспитание к урсулинкам. Они вовлекали в сферу своего влияния даже королей – этой участи позже не избежит и Людовик XIV.
Под влиянием таких благочестивых настроений видоизменялись понятия любви и эроса. Лучше всего это иллюстрирует деятельность герцога де Вентадура, основателя общества Сан-Сакраменто или Святого Причастия в 1627 году. К середине столетия оно уже имело отделения в пятидесяти городах. Вентадур являлся проповедником моральных реформ и монашеского поведения в миру. Герцог и его соратники выдвинули идею любить многих людей, а не одного, и настаивали на том, что с любимыми женами
Но и этого было мало. Вентадур ратовал за изгнание гугенотов из Канады и других колоний Франции. Он развернул кампанию против проституции, театра и других светских увеселений. Общество Сан-Сакраменто являлось душой «партии святош», которая в XVII веке сорок лет правила бал. Крайний спиритуализм, особенно в среде политической оппозиции, был опасен государству. Понятно, что Вентадура и его последователей современники подозревали в ханжестве, нечестности и политиканстве. Они справедливо подверглись критике в произведении великого Мольера «Тартюф».
Излюбленной мишенью «святош» были «вольнодумцы», которые насчитывали в своих рядах поровну замечательных умов и отпетых развратников Франции. Впрочем, эти качества нередко соседствуют в людях. Все же большинство «вольнодумцев» составляли весьма образованные, разумные и умеренные люди, которых тот же Мольер в своих пьесах противопоставлял обычным высмеиваемым им героям. «Вольнодумцы» читали Лукреция и Эпикура, исповедовали скептицизм, склонялись к деизму и пантеизму. Они составляли влиятельную партию и в правительственных кругах и вполне успешно отбивали нападки «святош». Джулио Мазарини играл на противоречиях между ними даже искуснее Ришелье, чьи удары всегда были слишком сильными.
«Париж полон фарисеев, даже в делах религии. Я никогда не видел меньше благочестия и одновременно с этим больше религиозного обезьянничанья», – презрительно отзывался кардинал Мазарини о Вентадуре и его сторонниках. Он их явно недолюбливал, сумел разглядеть истинные мотивы их поведения и настраивал короля против них.
К сожалению, опекун Людовика XIV мало преуспел в этом. Его довольно впечатлительный воспитанник тоже оказался, по сути, религиозным фарисеем – в недалеком будущем французский монарх оспаривал право на духовное первенство в Европе у самого папы римского, мыл каждое воскресенье ноги нищим, изгнал из своей страны гугенотов (до Канады не успел добраться) и имел в качестве своего духовника иезуита – отца Телье. В то же время король не брезговал являться «наихристианнейшим турком» и от души предаваться обжорству и всяческим увеселениям придворного общества.
Во время министерства Мазарини имела место и иная попытка обновить католицизм, но другим путем – предоставляя ряд уступок кальвинизму. Прежде всего это выражалось в принятии христианского учения о предопределении. Новая доктрина быстро завоевала симпатию и еще целый век будет будоражить умы. Она называлась янсенизмом по имени ее создателя, епископа Ипрского и богослова Янсения (1585—1638), в 1640 году посмертно опубликовавшего свое знаменитое произведение «Августин». Поэтому янсенистов, выступавших против крайностей Контрреформации и осуждавших деятельность иезуитов, именовали еще и августинцами. Главным центром янсенизма во Франции был монастырь Пор-Рояль, где новое христианское учение пропагандировали аббат Сен-Сиран и ученый богослов Антуан Арно. Но глашатаем, навеки прославившим их дело, являлся Блез Паскаль, первое «Письмо провинциалу» которого было опубликовано в январе 1656 года, а восемнадцатое – в марте 1657 года. Неудивительно, что папа Иннокентий X 31 мая 1653 года заклеймил пять положений августинцев, и с тех пор их называли еретиками как в Риме, так и в Сорбонне. Мазарини унаследовал от Ришелье много антиавгустинских предрассудков, однако, в противоположность иезуитам, которые воодушевляли борьбу против Пор-Рояля, к янсенистам относился довольно терпимо – жестокие гонения приверженцам Янсения во Франции еще предстояло пережить в конце XVII – первой половине XVIII века. Единственное, что раздражало в них первого министра Франции – это связи во время Фронды с Гонди.