Мазарини
Шрифт:
Значительную угрозу для укрепления центральной власти в королевстве в первой половине XVII столетия представляли гугеноты. Какова же была политика Джулио Мазарини в отношении французских протестантов?
Об этом он думал с самого начала своего министерства. В 1643 году он мудро возобновил Нантский эдикт Генриха Бурбона с ограничениями Эдикта милости от 1629 года, просто подтвердив его королевским указом. В разгар Фронды принцев, в мае 1652 года, Джулио подтвердил свое доброе отношение к гугенотам: «Наши подданные протестанты дали нам доказательства своей верности, в том числе и в нынешней ситуации, чем мы очень довольны». Во время синода протестантских церквей в Лудене 1659 года кардинал заверял их «…в своем уважении, вы добрые и верные слуги короля». Но
Сам же Джулио был религиозным рационалистом и предпочитал не пользоваться именем Бога в политике. Но если он это делал, то поступал честно. Мазарини понимал, что католицизм был душой французской монархии. Католическая идея, как никакая другая, сплачивала французскую нацию и во многом способствовала ее централизации. Мазарини жил в эпоху, когда католическая церковь переживала реформирование, старалась идти в ногу со своим временем. Со времен Контрреформации XVI века существенно повысился авторитет римских пап. Его постарались перехватить государи, стремившиеся к централизации своего государства и монополизации политической власти, – неудивительно поэтому, что во Франции того времени именно кардиналы пришли во власть. Первым таким деятелем был Ришелье, вторым – Мазарини.
Их, обладателей немалых доходов с двух десятков аббатств, больше, чем проблема реформирования церкви, беспокоила католическая элита, в которой политиков было больше, чем священнослужителей, несмотря на внешнюю набожность. Ведь эта элита и помыслить не могла о том, чтобы «наихристианнейший» король Франции победил на поле брани католического короля Испании, особенно с помощью протестантских государств. В этом и заключалась главная проблема партии «святош», которую Мазарини унаследовал от Ришелье.
XVII век являлся столетием, когда захват и раздел территорий разъедал концепцию Европы как синонима единого христианского дома. Первый министр Франции об этом сожалел, но, будучи рационалистом, воспринимал это как данность. В своей политике миротворца кардинал часто воспринимал себя или, может, хотел воспринимать в качестве мессии, возрождающего единство христианского мира. Разумеется, его государство – Франция – будет политическим и духовным центром новой Европы, гарантом мира и спокойствия. Таким образом, Мазарини поддерживал распространявшиеся в то время экуменические идеи.
Одновременно столетие, в котором жил Мазарини, было временем поразительно быстрого распространения светскости и рационализма, подготовившего почву для великого французского Просвещения. Носителями новых идей являлись великие философы – Рене Декарт и сочувствовавший янсенистам Блез Паскаль. Значение Парижа как духовного центра Франции и всего континента значительно повысилось – ведь здесь находился блестящий двор, самое главное в стране судебное учреждение – Парижский парламент, Сорбонна – лучшее учебное заведение Франции и салоны, ставшие средоточием светской жизни и взрастившие передовую французскую интеллигенцию эпохи Просвещения. В Париже зрел огромный интеллектуальный потенциал, который мощно проявит себя в будущем.
Первый министр Франции с удовольствием отдавал дань светской жизни. Его сложно назвать настоящим интеллектуалом; кардинал больше являлся политиком и находился в этом отношении ближе к грешной земле. К тому же он очень
В его коллекции картин было несколько великих шедевров: Джорджоне, Рафаэль, Леонардо да Винчи, Тициан (эти полотна перешли к нему из великолепной коллекции несчастного английского короля Карла I); далее шли Эль Греко, Брейгель, фламандцы, двадцать шесть полотен Ван Дейка, десять картин французских художников – Пуссена, Клода Желе, Вуэ, Валантена, Миньяра.
Крупный знаток библиотечного дела современности Альфред Франклин считал, что «самыми известными крупными библиофилами XVII века являлись три великих министра Франции. Это Ришелье, Мазарини, Кольбер». Надо заметить, что даже в самый разгар политических бурь кардинал не забывал о своей коллекции книг. Во время Фронды, в 1652 году, он писал известному библиотекарю того времени Габриэлю Ноде: «В эти ужасные дни заботьтесь, насколько возможно, о сохранении моих книг. От этого зависит и ваше, и наше состояние». Книги эти действительно представляли большую ценность – Ноде по приказу кардинала ездил по всей Европе, пополняя коллекцию, и вывез в общей сложности четыре тысячи старинных книг и манускриптов из Германии во время Тридцатилетней войны.
Мазарини с молодости очень любил музыку и театр. Человек, прослывший во Франции отъявленным скупердяем, на это денег не жалел. Он даже пригласил в Париж самую знаменитую певицу того времени Леонору Барони, создал итальянскую труппу. Впрочем, особого успеха эта труппа не имела: артисты страдали из-за фамилий, оканчивающихся на «и». Низкопробные «мазаринады» сделали свое дело. Французский театр расцветет пышным цветом немного позже – во времена постановок Мольера при Людовике XIV.
Наконец, Джулио всегда старался казаться джентльменом с головы до ног. В последние годы жизни он по-прежнему был красив, хотя и полноват, прекрасно одевался, хотя по роду деятельности ему частенько приходилось носить сутану. Еще раз заметим, что свою с таким трудом добытую кардинальскую мантию Джулио не любил.
Несмотря на весь свой рационализм и любовь королевы, Мазарини так до конца и не лишился определенного комплекса неполноценности – комплекса незнатного в принципе дворянина, чужака-итальянца, выбившегося в самые высшие сферы политики и придворного общества во Франции. Об этом, помимо его желания породниться со знатнейшими фамилиями Европы, свидетельствует то, что кардинал завел себе роту мушкетеров, такую же, как у короля. Но он все же выдерживал дистанцию – не осмелился, однако, дать ей лошадей, как у мушкетеров короля. Рота служила ему в пешем строю. Туда поступило немного высокородных особ, и ради собственной значимости Джулио попросил Людовика направлять в нее своих выраставших пажей.
Конечно, этот ставший великим человек желал увековечить себя. Наверное, у него не было уверенности, что он уже сделал это своей деятельностью на политическом поприще. Но, скорее всего, он просто любил жизнь, уважал интеллектуалов и деятелей искусства.
Несметное богатство и сомнительные способы обогащения Джулио Мазарини питали ненависть фрондеров и, как метко заметил Пьер Губер, «лень историков и рассказчиков анекдотов». Тем не менее любой министр Старого порядка, как и более поздних времен, вплоть до сегодняшнего дня, всегда обогащался, и это было обычным делом. В те же времена правителям необходимы были соответствующий стиль и образ жизни, роскошные резиденции, эскорты, кареты и т. д. Бедный или хотя бы скромно живущий министр существовать просто не мог. Правда, некоторым министрам во французской истории все же приписывали репутацию абсолютно честных людей, и прежде всего Сюлли при Генрихе IV Бурбоне или Кольберу при Людовике XIV. Это совсем не так. К примеру, Жан-Батист Кольбер за все время своего служения королю основал влиятельнейший фамильный клан Кольберов у трона французского монарха, слившийся впоследствии со знатнейшими семьями королевства. Иначе тогда было нельзя – просто засмеют.