Мажор

Соколов Вячеслав Иванович

– Вот! А ты говоришь!
– и потеплевшим голосом.
– Я понимаю тебя... но ты солдат, Егор... и дай бог, чтоб это была последняя потеря! Но надеяться на это не стоит... Знаешь, сколько у меня было таких потерь? Только я командир и не могу раскисать, потому что, на мне ответственность за тех, кто жив!
– молчит, смотрит на дорогу и молчит, думая о своем.

– Говорят... потом привыкаешь, становишься равнодушней?

– Нет! Каждый раз как в первый... Каждого помню...
– лицо командира меняется и из уголка глаза бежит слеза.
– Нельзя привыкнуть к смерти... своих ребят! Может, это про врагов сказано? Тут заморачиваться не надо... Сделал работу и пошел себе дальше...

Сморгнув слезу, какое-то время молчит:

– Ты как? Не пристрелишь

кого-нибудь?
– с надеждой смотрит на меня.

– Все нормально, командир, не подведу... Переболел, смирился, теперь не кинусь... Но и жалости во мне не осталось... Я не подведу!
– и, помолчав, добавляю.
– На мне ведь ответственность за ребят, что живы...

Рогожин улыбается:

– А как парни тебя ждут! Барана у местных выменяли, шашлык маринуют... Помнишь коньяк, который вы с Тунгусом сперли у начштаба?

– Помню!
– непроизвольно губы расползаются в улыбке.
– Мы тогда решили вам свою крутость показать! Ну, Тунгус и предложил...

– Тунгус? А я думал твоя идея!

– Нет, Тунгуса! Очень он хотел вас удивить, вы же для него как бог были...

Оплетка на руле жалобно заскрипела, когда командир стиснул побелевшими, от напряжения, руками руль.

– Я знаю...
– и, помолчав, вдруг грустно улыбнулся, - она у меня до сих пор лежит. На дембель вам подарить хотел... Теперь помянем Ваньку и Антона...

Тихий, весенний вечер: горит костер, тлеют угли в мангале, разносится дразнящий аромат томящегося над углями мяса... Ребята: сидят вокруг костра, старший прапорщик Иванов: колдует возле мангала. Рогожин разлил по стаканам бутылку коньяка. Вышло совсем по чуть-чуть, что такое пол литра на десять человек... Встал и, прокашлявшись, начал:

– Все знают происхождение этой бутылки?
– парни грустно улыбаются, конечно, эту историю знают все. Ведь нашу добычу рубали всем коллективом! Командир качает головой: - Эх, не так она должна была быть распита...
– и, поперхнувшись, севшим голосом продолжил, - Егор, Саня может вы, скажете?

– А можно я спою?
– неожиданно предложил Саня.
– Песня тут родилась...

– Я не против, песня это хорошо...

Сашке подали гитару, проведя пальцем по струнам, он начал:

– Простите если не слишком складно - уж как смог...

У могильной плиты, на потертой скамье, Грустный парень сидит и вздыхает. Он почти что седой, хоть и сам молодой Слезы скорби с лица вытирает. Что ты плачешь пацан молодой, Или кто-то близкий, родной под могильной землей? Мать любимая или отец, Дорогая сестра или брат сорванец? Да! Ответил боец молодой, Близкий, родной человек под холодной землей. Я его никогда не любил, Он и в детстве всегда меня бил, Но пришлося нам вместе служить, На не нужной войне рядом быть. Он и здесь меня задирал, А потом между мною и смертью он встал. В этот проклятый день, в бой мы рядом пошли, Автоматы в руках, тяжкий груз на душе. Грохот взрывов и посвисты пуль, Это наша судьба и с нее не свернуть. Грохот взрывов и посвисты пуль, Это наша судьба и с нее не свернуть. Сквозь прицел меня враг отыскал, И свинцовую смерть в грудь мне послал. Он увидел ее и собой заслонил, Жертву крови за жизнь заплатил. Он увидел

ее и собой заслонил, Жертву крови за жизнь заплатил. У меня на руках умирал, Лишь одно я ему повторял: Я тебя никогда не любил. Помнишь в детстве всегда меня бил? Но пришлося нам вместе служить, На не нужной войне рядом быть. Ты и здесь меня задирал, А теперь между мною и смертью ты встал. Ты и здесь меня задирал, А теперь между мною и смертью ты встал.

Голос становится тише и с последним аккордом замолкает. Проведя последний раз по струнам, Саня упирается лбом в гитару и молчит. А может тихонько плачет? Не знаю... Я вытер набежавшие слезы и посмотрел по сторонам... Кому соринка в глаз попала, кто что-то рассматривает на земле, низко опустив голову...

***

В огромном, шикарно обставленном кабинете, развалясь в удобнейшем кресле, сидел импозантный мужчина с бокалом дорогого коньяка в руке. Внешне довольно сложно определить его возраст, но навскидку не более сорока. Просто привычка следить за собой, позволяет поддерживать прекрасную физическую форму. Отхлебнув маленький глоточек, он обратился к своему другу и по совместительству начальнику СБ. Петр Олегович Битаров сидел в кресле напротив и с задумчивым видом дегустировал коньяк.

– Письмо пришло от нашего обормота, - слегка улыбаясь, произнес Анатолий Анатольевич Милославский.

– Да ты что? Когда? Толя, ты чего молчал? И вообще, почему я не в курсе?
– встрепенулся тот.

– А оно два дня назад пришло, ты тогда еще в Питере по девкам бегал, - смеется хозяин кабинета.

– Да ну тебя! Ты же знаешь, что я вопросы решал. Что пишет хоть?

– Ты понимаешь, Петя, ничего нового. Скучно ему, видишь ли, - улыбается Милославский.

– А тебе не скучно?
– ехидно вопрошает человек, по сути, являющийся вторым отцом парня о котором идет речь. Не имея своих детей, мужчина перекинул всю нерастраченную любовь и нежность на сына своего единственного друга, а в прошлом и командира. Судьбы этих трех людей были настолько плотно переплетены, что они стали одной семьей.

– Скучно, - кивает Анатолий Анатольевич.
– Но знаешь, стало спокойней... Там-то намного меньше шансов, что его убьют... Ведь постоянно от охраны сбегал, гаденыш.

– Да уж... Это как мне пришлось постараться, чтоб его подставить, - Петр Олегович качает головой, - но ребята сделали все убедительно.

– Это да. Ты им премию выписал, надеюсь?

– Конечно. Ведь если бы не артистизм моих агентов, хрен бы мы Егорку в армию спихнули. Свалил бы куда-нибудь. Пока бы нашли... а он бы опять. Да хоть с поезда спрыгнул, ты ведь его знаешь, упертый как ты!

– Да-а-а... Аж стыдно немного, такие глаза у него были... Как у побитой собаки, - отец тяжело вздохнул.
– Ерепенился, но вину чувствовал... Вот и поехал. Ну да ничего, потом повинюсь, главное, что его никто не достанет. А точно не найдут?
– неожиданно заволновался он.

– Точно, точно. Все схвачено. По документам его отправили в тайгу, но по дороге к нему наш человек подошел, должен был голубым беретом поманить. Сам понимаешь, уж кто-кто, а твой сын всяко повелся бы. Но наш парень как всегда отличился и успел напиться на пересыльном.

В этот момент Милославский неодобрительно покачал головой, но только тяжело вздохнул, промолчав: горбатого только могила исправит. Тьфу-тьфу.

– Так вот напился и наблевал там на майора, - продолжил рассказ начальник СБ, - сам понимаешь, дело стало еще проще. А там учебка, которую курирует ГРУ. И адрес у нее липовый, все как всегда, через седьмое колено коридором. Заодно и дисциплине парня подучат, да и драться наконец-то тоже. А то грех сказать, мужик, а боится, что фейс подпортят...
– мужчины весело засмеялись.