Меч ангелов
Шрифт:
Признаюсь честно, любезные мои, я был поражён. Курнос, который решил что-то предпринять без приказа? Курнос, который в тайне от меня отправил гонца в Кайзербург? Это просто не укладывалось в голове!
– Ха!– только и сказал я и задумался над тем, стоит ли мне моего товарища наказать за самовольство, или же наградить за то, что оно принесло в результате столь щедрый урожай.
– Догадываюсь, что герцог Зеедорф очень бы удивился, узнав, что у него есть третий сын, вдобавок служащий в Святом Официуме, – сказал я с улыбкой, чтобы сменить тему.
– Ну... – он пожал плечами. – Быть может, когда-нибудь сам его спросишь... Однако мне кажется,
– Нас сохранит жар истинной веры, который мы храним в наших сердцах, – сказал я.
– Ты один из них?! – Он резко развернулся в мою сторону.
Вот как... Значит, инквизитор Зеедорф уже встречался с представителями Внутреннего Круга! Я вспомнил последний разговор с их посланниками и их слова о „жаре истинной веры ”. Кроме того, те же слова были сказаны, когда они спасли меня от последствий моих решений, принятых в Виттингене.
– Нет, ответил я, - но знаю, о ком ты говоришь, брат.
Я взглянул на небо и увидел, что ветер гонит с востока тяжёлые чернобрюхие тучи. Не хотелось об этом думать, но, тем не менее, трудно было отогнать мысль, что это служило хорошей декорацией для слов Зеедорфа. А грозовые тучи, набегающие со стороны Апостольской Столицы, прекрасно подходили в качестве аллегории. Я мог лишь надеяться, что не стану одним из героев этой аллегории. Но, признаюсь честно, надежда на это была не особенно велика...
Сиротки
Легион мне имя, ибо нас много.
Сначала я почувствовал тошнотворный смрад горящего сырого мяса. И только потом увидел облака серого дыма, который поднимался в облачное небо из-за плотной завесы деревьев. В конце концов, я услышал радостные крики и песни. Я придержал коня, потому что знал, что происходит впереди меня, и также знал, что если я решу поехать дальше, то должен буду столкнуться с последствиями сделанного мною выбора. Но на самом деле выбора у меня не было. Мой долг велел мне проверить, что происходит в этом месте, скрытом за деревьями.
– Мордимер, не надо… – Послышался сзади тихий голос Курноса, который тоже догадался, что за этим последует.
Я лишь покачал головой, не оборачиваясь в его сторону, и рванул вперёд. Из-за спины донёсся вздох и приглушённый шёпот близнецов. Что ж, ребята хотели уже возвращаться в Хез, а я собирался втянуть их в новую заваруху. У меня, конечно, могла бы теплиться робкая надежда, что жители деревни сжигают, например, мясо больной коровы или свиньи. Но можно ли в таком случае объяснить эти радостные крики? Слишком часто я имел возможность наблюдать людей, горящих на кострах, чтобы знать, что именно так ведёт себя наблюдающая муку толпа. И, к моему сожалению, в этом ничуть не было возвышенной радости, возникающей в результате спасения души грешника, а лишь пустая потеха, вызванная наблюдением за страданиями другого существа.
К сожалению, мои подозрения оправдались. Из-за деревьев мы выехали прямо на луг, расположенный в излучине широкой, лениво текущей реки. А посреди этого луга стоял догорающий уже костёр (сложенный весьма непрофессионально, если кому-то интересно моё мнение). Вокруг него кружилась
Мы шагом въехали на луг, я впереди, за моей спиной Курнос и близнецы. Крестьяне, однако, были так заняты весельем, что долгое время никто нас не замечал. Мы стояли спокойно, но вдруг под Первым взбрыкнула лошадь, и болт, выпущенный из его арбалета, просвистел около моего уха.
– Ух, извини, Мордимер, - буркнул Первый, и я только вздохнул.
Тогда крестьяне, наконец, увидели, что они не одни, и начали поворачиваться в нашу сторону. Их было много. Может, пятьдесят, а может, шестьдесят, в том числе по крайней мере двадцать мужиков в расцвете сил. У некоторых в руках были топоры, я также заметил, что в траве лежат несколько других топоров, а также вилы и палки. Я огляделся в тишине, толпа смотрела на нас со смесью любопытства и страха. Я не боялся, что на нас нападут, потому что только дурак кинется с топором или дубиной в руке на четверых вооружённых. Они должны были заметить кольчуги под нашими плащами, широкую кривую саблю Курноса, арбалеты близнецов и мой меч, качающийся у бока лошади. Тем не менее, я хорошо знал, что крыса, загнанная в угол, бросится даже на вооружённого человека. И не собирался доводить крестьян до такого отчаяния.
– Меня зовут Мордимер Маддердин, - произнёс я громко, но спокойно. – Я лицензированный инквизитор Его Преосвященства епископа Хез-Хезрона. Кто из вас, люди, здесь главный?
Толпа отшатнулась. Я заметил, что несколько баб резвым шагом двинулись в сторону брода, за которым виднелись крыши изб. Мужики сбились в кучку и о чём-то зашептались, поглядывая на нас исподлобья. Шапка человека, минуту назад отплясывавшего вокруг костра, приземлилась в огонь.
– Староста. Мэр. У вас должен быть кто-то подобный…. – подсказал я, когда тишина затянулась.
В конце концов, из толпы выступил худой высокий старик. У него были седые всклокоченные волосы, выбивающиеся из под шапки, и изрытое оспой лицо.
– Я староста, - сообщил он, глядя в сторону.
– Иди сюда. – Я поманил его пальцем. – Ну иди, иди, не бойся…
Он осторожно приблизился, но встал на значительном расстоянии от меня.
– Слушаю, господин, - буркнул он.
– Шапка, - произнёс я мягким тоном, и он удивлённо уставился на меня.
В конце концов, он понял, сорвал с головы шапку и скомкал её в руках. Я обвёл взглядом толпу, и остальные крестьяне тоже начали стягивать шапки.
– Это что? – Я указал пальцем на догорающие бревна.
Староста обернулся через плечо и долго разглядывал костёр, будто видел его в первый раз, и это зрелище приводило его в неописуемое удивление.
– Это? – глуповато переспросил он наконец.
– Ведьму сожгли! – выкрикнул кто-то из толпы, но я не успел заметить, кто.
– Это правда? – Я повернулся в сторону старосты.
– Ну, выходит, господин, что так оно и есть… – пробормотал тот.
– А расскажи-ка нам, друг мой Курнос, как наказывают тех, кто присваивает себе права суда инквизиции? – спросил я громким голосом.