– Что ж, ты мне такая ещё больше нравишься, – повернув голову, ухмыльнулся Астор. – И хоть убей меня, я уже ничего с собой не могу сделать, ты покорила моё сердце. Если можешь, прости меня за мою несдержанность. Впредь этого не повторится. А чтоб это доказать на деле, оставляю тебе этот кинжал. Постарайся только не применять его к невинным людям, – и, ухмыльнувшись, Астор добавил: – Это мой первый подарок.
– Негодяй! Убирайся вон, – хрипя сквозь зубы, с ненавистью проговорила пленница. – В вашем волчьем отродье так заведено, добиваться взаимности? Так вот не бывать этому, я скорее умру, чем подчинюсь вашему семейству, злейшему врагу моего отца. Да, да я поняла кто вы и зачем вы меня выкрали. Ваше змеиное отродъе Ланьяков уже много лет ни как не может успокоится и простить моему отцу справедливых побед над вами. Но учтите, вам это просто так не сойдёт. И пусть я погибну, но мой отец и народ отомстит вам и всех уничтожит. А что бы лишить тебя и твоего отца удовольствия издеваться надо мой я сама приму верное решение.
И Люция схватив лежащий на полу кинжал, приставила
его острым концом к своему горлу, вознамерившись вонзить его. Астор метнулся к ней, что бы предотвратить самоубийство девушки, но споткнулся и со всего маху грохнулся на пол, запутавшись в плаще. Он попытался быстро встать, но плащ придавленный к полу его собственным весом не давал ему это сделать. Покатавшись по полу, что бы освободится от затрудняющего движения плаща, Астор всё же поднялся под заливистый и презрительный хохот девушки, которой вдруг почему то стало очень смешно от увиденной беспомощности и комичности Астора. Девушка опустила кинжал, и смеясь произнесла:
– Всё на что ты способен, это быть шутом и не более того, потому что вся серьёзность ваших намерений это сплошной провал, что бы вы со своим отцом не делали в вашей жизни.
Слова Люции больно задели самолюбие Астора, в котором кипела горячая южная кровь, но он сдержался, памятуя, что перед ним женщина и что он ёщё пока рыцарь, а не то бы не сдобровать его обидчику. Астор зло улыбнулся и стряхнув с себя пыль тихо произнёс:
– Не тебе судить о нашей жизни подумай лучше о своей. И прибереги свой пыл для предстоящих празднеств. А тебя здесь ник то даже пальцем не тронет. И нам с отцом вовсе не нужна война с Генрихом Альбре. Вся беда во мне и я за неё отвечу, поскольку совершил главную ошибку в своей жизни, влюбившись в тебя. Так при чём тут мой отёц и наш народ, который должен погибнуть от твоего злого отца. Я лично встречусь с Генрихом и попрошу твоей руки. Ну а уж как он решит будет целиком на его совести. Казнить меня или отпустить. Ты же здесь долго не задержишься. И как только закончатся праздники, на которых ты будишь равноправным участником, сразу же будешь отправлена домой в замок отца. Так что, пожалуйста, не убивай себя раньше времени и отдай мой кинжал. Кажется, я опрометчиво поступил, подарив тебе его.
И Астор протянул руку за кинжалом, но Люция зло проговорила:
– Ты всё лжёшь, я не верю ни одному твоему слову, поскольку если бы это была правда, то ты меня отпустил бы прямо сейчас без всяких условий. И запомни на будущее, что сколько бы ты себя не тешил, что когда ни будь подчинишь меня, то этому никогда не бывать. Волю мою тебе не сломать, потому что я ношу гордое имя своего отца Люция Альбре. А кинжал я тебе не отдам, что бы впредь ограждать себя от похотливых действий со стороны мерзавца, которого люто ненавижу.
Астор безнадёжно покачал головой и развернувшись, пошёл к двери. И в противоположность тому, как он влетел к своей пленнице, несколько минут назад, он медленно покинул заточение Люции, не забыв при этом прикрыть деревянную дверь, обитую металлическими полосками. Оставшись одна, и придя в себя, Люция откинула от себя кинжал, опустилась на колени и, сложив ладони, начала молиться. Но обращение к богу не принесло ей облегчения. Душа её изнывала в этом беспросветном плену. Принимая во внимание любовные притязания этого мерзкого бородатого юноши, Люция интуитивно догадывалась о причине своего заточения. Этой причиной была неуёмная страстная влюблённость молодого хозяина замка в неё. Но что было делать, как сообщить отцу, близким, и наконец Дамиану о своём заточении? Этот вопрос не давал Люции покоя ни днём, ни ночью. Не смотря на то, что ей приносили отменные кушанья, не смотря на то, что её жилище было в красивом убранстве, для неё всё это оставалось ненавистной тюрьмой. Люция давно потеряла аппетит, но за своим видом, как и раньше, следила очень рьяно. Люция догадывалась, что самостоятельно бежать из своего заточения ей не удастся, так как комната, куда её поместили, находилась в верхней части замка, окружённого кольцом высоких стен с башнями, по периметру которых несла службу стража. В комнате было единственное, но достаточно большое окно, под которым располагалась небольшая площадка одной из четырёх полубашен замка, пристроенных по четырём углам центрального сооружения. От окна до площадки было метров пятнадцать. А от самой площадки до земли – метров тридцать. Комнатная дверь из прочного дуба была обита металлическими полосками. К тому же закрывалась снаружи и охранялась стражниками. Так что побег из этой золотой клетки был невозможен. Девушка мучительно искала выход из этого проклятого и ненавистного пленения. Несколько раз она пыталась заговорить со слугами, ухаживающими за жилищем и приносящими ей еду. Один раз Люция предприняла попытку бежать из комнаты через открытую дверь, но тут же была схвачена бдительной стражей. Всё было бесполезно. И вот сейчас, после ухода горе-жениха, пострадавшего от неразделённых чувств, в воспалённой голове Люции вспыхнула ещё пока смутная, но обнадёживающая мысль. И по мере того, как взгляд отыскивал брошенный кинжал, эта мысль всё больше и больше прояснялась. План бегства созрел очень быстро. Люция чётко знала время, когда её посещали слуги. Большая часть времени, когда она была одна, приходилось на ночь. Поэтому, не теряя ни минуты, как только дверь захлопнулась за последними посетителями, принёсшими ей ужин, Люция начала действовать. При свете небольших факелов она начала делать самодельную верёвку, распарывая кинжалом прочные ткани, находящиеся в комнате, – шторы, скатерти и простыни. Концы этих полос она накрепко связывала узлом. Необходимо
было изготовить две длинные и одну короткую верёвки. Через час – другой всё было готово. Люция открыла створки окна и выглянула наружу. Ночь была тёмная, начинал накрапывать дождь. Закрепив один конец верёвки за приспособление, на котором держался факел, Люция обвязала себя остальными верёвками и начала спускаться. Второй конец верёвки лежал на площадке полу башни, о которой говорилось ранее. Давая в начале повествования характеристику дочери Генриха Альбре, было упомянуто, что Люция обладала отменным физическим здоровьем и большой натренированностью. В силу этих обстоятельств и имея смелость, подкреплённую волей к освобождению, Люции не составило большого труда спуститься на площадку полу-башни. Дождь усилился. Разразилась гроза. Молнии то и дело вспыхивали в отдалении. Гроза была на руку отважной девушке, так как стражники, утратив бдительность, попрятались в укрытия, перестав ходить вдоль стен и тем самым дальше в ход пошла короткая верёвка длиной около восьми метров. К одному её концу был привязан бронзовый подсвечник. Другой конец верёвки Люция обвязала за один из каменных зубцов полу-башни. Дождавшись, когда раскаты грома начали сотрясать небо, Люция с силой отшвырнула от себя подсвечник в направлении соседней башни, которая была вровень с полу-башней и находилась от неё на расстоянии шести метров. И также была окаймлена зубцами. Как только Люция услышала звук упавшего подсвечника, она резко натянула верёвку, и подсвечник застрял между двумя зубцами. Получилось некоторое подобие каната между двумя прорезями башен. Этот участок пути к свободе являлся самым опасным, так как, сорвись она с верёвки с такой высоты, смерть будет не минуема. Люция это сознавала, но об отступлении не было и помыслов. Протиснувшись между зубцами, смелая девушка всецело положилась на верёвку. Зацепившись руками и ногами, спиной вниз, она стала передвигаться к противоположной башне. Тем временем косой дождь, который лил как из ведра, проникал через раскрытое окно в комнату. Вода ручьями растекалась по всему полу, достигнув двери, стала проникать в щель между дверью и полом и далее растекаться по коридору, где, опершись о короткие пики, дремала стража из трёх человек. Один из стражников полусидел, полулежал на полу. Он первым-то и почувствовал неладное. Вскочив с мокрым задом, он растолкал своих полусонных товарищей, обратив их внимание на происходящее. Стражники поспешно вызвали начальника, у которого хранился ключ от комнаты, и немедленно открыли дверь. При тускло догорающих факелах их взору открылась жуткая картина. В открытое окно вместе с ветром врывались густые снопы дождевых нитей. Весь пол был залит водой, на котором повсюду валялось всевозможное тряпьё и вещи. На стенах не было привычных дорогих занавесей, и они скалились своим грязно-серым рисунком кирпичной кладки. Постояв так немного, стражники начали искать пленницу в этом хаосе. Чавкая по воде ногами, они обежали всю комнату, но Люции нигде не обнаружили. Факела в комнате окончательно догорели, и в полутьме они не обратили внимания на верёвку, привязанную у окна. В известность сразу же был поставлен молодой хозяин замка, так как он сам организовал охрану и тщательно за ней следил. На бегу, чертыхаясь на нерадивых охранников, он немедленно прибыл к месту происшествия. В отличие от стражников, он первым делом подбежал к окну, в которое продолжали вливаться упругие струи дождя. Астор сразу всё понял. В то время, когда Астор стоял у окна, яростно обливаемый холодными струями дождя, Люция продолжала продвигаться по верёвке к спасительной башне. Ткань, из которой была сделана последняя верёвка, обмотанная вокруг талии, достаточно намокла, и Люции стало труднее продвигаться. В результате этого, верёвка, по которой перемещалась Люция над пропастью между двумя башнями, начала медленно провисать вниз. Люция молниеносно поняла: либо узел начал развязываться, либо появился порыв. И при резком движении верёвка могла порваться. Люция откинула голову – стена была в полутора метрах. Однако это был самый сложный участок, так как по верёвке приходилось лезть уже почти вертикально. И вот, когда уже осталось немного, чтобы несколькими зацепами добраться до зубца башни, Люция отчётливо сквозь яростный шум дождя услышала громкий крик Астора, призывающий стражу. Она начала резко перебрасывать руки по верёвке, извиваясь всем телом. Это и сыграло коварную роль. При одном из таких резких движений верёвка оборвалась. Но, к счастью, на пройденном участке. Больно ударившись спиной и затылком о стену башни и чуть не выпустив верёвку, Люция зависла вдоль стены. Поднятая громким голосом своего хозяина стража пришла в беспорядочное движение по своим постовым маршрутам на стенах замка. Люция оказалась в безвыходном положении, так как подняться на башню – значит выдать себя, а оставаться долго в висячем положении – значит разбиться. Силы были на исходе. От усталости и напряжения ладони и ступни ног начали медленно скользить вниз по верёвке. В это мгновение Люция почувствовала страх, смертельный страх перед неминуемой гибелью. Она растерялась и уже готова была отчаянно закричать, позвать на помощь. Но в этот момент плотно сжатые ступни ног, между которыми скользила верёвка, уперлись в большой узел. Скольжение вниз прекратилось. Стало легче держаться руками. Эта спасительная передышка заставила Люцию взять себя в руки. До полного успокоения ещё было далеко, однако шараханье мыслей прекратилось, и Люция решила немного переждать. Ей хорошо было видно, как из окна по её же верёвке начал спускаться человек. Он быстро спустился до площадки полу-башни, и она узнала в нём Астора. Астор не мог видеть Люцию, так как она находилась в тени. Он взял в руки конец оборванной верёвки и чуть не плача проговорил: