Меч и роза

Кэнхем Марша

Он задержал взгляд на ее обольстительно пухлых губах.

– А если бы я сказал, что принял их все?

– Тогда я назвала бы тебя лжецом и хвастуном, – возразила Кэтрин. – А еще – извращенным, похотливым животным.

– Извращенным и похотливым? – Он насмешливо приподнял бровь. – Если рядом с тобой я не могу удержаться от объятий, это еще не значит, что я от всех требую такого же внимания.

– Еще не значит?

– С другой стороны, мне известно, что последствия физических лишений могут быть весьма серьезными. Граф Джованни Фандуччи –

наглядный пример целительной и благотворной силы женского внимания. Когда мы познакомились с ним, нашим первым побуждением было спрятать от него подальше всех молоденьких девушек. Но после нескольких ночей с Огнеглазой Ритой...

– Кто такой граф Джованни Фандуччи и что это за Рита? – перебила Кэтрин.

– Граф добровольно присоединился к нам после битвы при Престонпансе и снискал уважение почти всей армии, когда перепил Струана Максорли, который протрезвел лишь через три дня. Граф не только сумел уложить нашего друга под стол, но и забрал выигрыш, Огнеглазую Риту, прозванную так потому, что...

– Не важно! Можешь не объяснять.

– Сказать по правде, я знаю о талантах Риты только с чужих слов.

– Ну разумеется!

– И не желаю убеждаться в них лично. Тем более что наш итальянец оказался отъявленным собственником – к огромному огорчению Струана.

– А я думала, Струан Максорли и Лорен... поладили.

Улыбка Алекса угасла.

– Мы все так считали. Особенно когда она вызвалась сопровождать клан в походе.

Кэтрин напряглась, забыв о шутках.

– Лорен с вами?

– Была с нами, – поправил Алекс, заметив опасный блеск в сузившихся глазах Кэтрин. – Она собиралась в Эдинбург. Там она родилась и еще в начале похода заявила, что хочет остаться в городе. Но насколько мне известно, накануне битвы при Престонпансе она ускользнула из лагеря, и с тех пор ее никто не видел.

Немного успокоившись, Кэтрин позволила мужу заключить ее в объятия, но воспоминания о Лорен Камерон помешали ей насладиться ими. Буйные рыжие волосы, загорелое лицо, янтарные глаза, дерзкие манеры... Лорен Камерон открыто бросала вызов всем, кто осмеливался соперничать с ней в борьбе за внимание Алекса. За прошедшие месяцы Кэтрин не раз с недовольством вспоминала ее пышную фигуру и откровенную чувственность.

– Эта гримаса – признак ревности или воспоминаний о вчерашнем ужине?

– Ты думаешь, я ревную? К этой... этой... Алекс засмеялся и прижал ладонь к ее губам.

– Хочешь – верь, хочешь – нет, но я даже не замечал Лорен, как и всех остальных. Видишь, что ты со мной сделала? Охолостила. Лишила лучшего, что может быть в жизни мужчины.

– Вот и хорошо. Значит, нам не придется ссориться.

– Но зачем лишать меня пищи и питья? И полудюжины ведер горячей воды, которые пришлись бы весьма кстати? Но если ты предпочитаешь видеть меня в постели грязным и потным...

– Боже мой! – спохватилась Кэтрин и вскочила. – Должно быть, ты умираешь с голоду!

– Я и вправду умирал, а теперь просто зверски хочу есть. Больше

всего на свете я мечтал не только о тебе: мне представлялся увесистый ломоть говядины с жирной подливкой, ежевичный пирог прямо из духовки и ведра с горячей водой.

– Ты получишь все сразу, – пообещала Кэтрин, мимоходом поцеловав его в щеку. Обнаженная, она спрыгнула с кровати и босиком прошлепала в гардеробную. Ее длинные золотистые волосы раскачивались на каждом шагу, пряди блестели в солнечном свете. Алекс восхищенно любовался ее округлыми формами и удивительной грацией. В ней сочетались ум, красота и страсть – о чем еще он мог мечтать?

Он не солгал, объяснив, что собирался пробыть у нее несколько часов. Поездка заняла целую неделю, откладывать возвращение в лагерь было немыслимо. Но когда он обнял Кэтрин и услышал ее срывающийся от страсти голос, то сразу забыл об отъезде, о ночах на жесткой земле, о храпящих, кашляющих товарищах, пускающих ветры такой силы, что от них обрушились бы стены Иерихона. Лохиэл обойдется без него еще двенадцать часов. Или четырнадцать.

– Вы намерены и впредь валяться в постели и усмехаться, сэр? Или все-таки соизволите помочь мне?

Кэтрин смотрела на него, сурово сведя брови. Алекс поднялся с кровати и вместе с женой вышел в гардеробную, где увидел в углу большую медную ванну.

– Если вы соблаговолите поставить ее перед камином, милорд, и развести в нем огонь, я разыщу Дейрдре и велю ей согреть воды.

– Дейрдре? – Алекс нахмурился. – Черт, как я мог забыть!

Он вернулся в спальню и схватил со стула алый китель. В одном из внутренних карманов он нашел то, что искал, и с улыбкой объяснил Кэтрин:

– Алуин пригрозил, что я очень пожалею, если забуду передать все это Дейрдре.

Посылкой оказались письма – целая пачка, почти такая же толстая, как та, которую вчера ночью сбросила с кровати Кэтрин.

Заметив грустную улыбку жены, Алекс виновато покраснел.

– Алуин Маккейл никогда не лез за словом в карман. А теперь, когда он влюблен, слова так и вылетают из-под его пера.

– Тебе не мешало бы брать у него уроки, – заметила Кэтрин, завистливо глядя на пачку, перевязанную бечевкой. Но уже в следующую минуту она пожалела о мелочных попреках. Она вышла замуж за человека, который любит ее, а такой удачей может похвалиться разве что каждая десятая женщина. Без писем и стихов в ее честь можно и обойтись.

Отставив банку с солью для ванн, Кэтрин обняла Алекса за шею и прижалась к нему всем телом, заглядывая в глаза. Письма упали на пол, он ответил на объятия и уже собирался унести ее в постель, когда неожиданный стук в дверь спальни заставил обоих вздрогнуть.

– Дейрдре! – воскликнула Кэтрин. – Я пошлю ее на кухню за едой и горячей водой.

– Пусть не торопится, – подсказал Алекс голосом, от которого Кэтрин охватила дрожь.

– А я думала, ты проголодался.

– Так и есть.

Во второй раз в дверь постучали громче и нетерпеливее.