Меч и щит

Федоров Виктор Александрович

Под конец я задал ему вопрос, не особенно важный с военной точки зрения, но неизбежный с точки зрения личной. Потому что я хотел знать своего врага.

— А ну-ка, ответь в последний раз, и на этом будем считать проверку законченной. Как зовут вождя вратников, Того, Кому Все Ведомо?

Видимо, я сказал что-то не то, поскольку глаза вратника вдруг распахнулись и даже потеряли стеклянный блеск, он увидел меня и узнал. Но заклинания Диона все еще действовали, и он, хоть и сквозь зубы, вынужден был отвечать. Однако его голос звучал не так, как до встречи с Дионом. Не был он и монотонным и низким, каким зелот только что отвечал на мои вопросы.

—

Великое Безымянное, а тебя — Сын Погибели, Рожденный На Погибель. Но погибели не миновать и тебе.

И с удивительными для тяжелораненого силой и проворством он схватил меня обеими руками за горло. Я пытался оторвать их от себя, но они походили крепостью на железные тиски. В глазах у меня потемнело, а в ушах появился звон, заглушавший бесполезные крики Диона. Вратником овладела какая-то сила, сделавшая его невосприимчивым для любых заклинаний. В последней попытке спастись я лихорадочно зашарил у себя на поясе. Меч бесполезен, не выхватить. Кинжал Альдоны — вот то, что нужно. Выдернув кинжал из ножен, я из последней силы всадил трехгранный клинок в левый бок вратника, под пятое ребро.

Это подействовало. Железные тиски разжались, и пленник рухнул на каменный пол. Но прежде чем умереть, он прошептал:

— Тебе все равно не уйти от погибели. Великое Безымянное знает о тебе и нашлет напасть, с которой ты не справишься.

Я втянул воздух в измученные легкие и осторожно повел головой из стороны в сторону, застонав при этом от боли.

— С вами все в порядке, принц? Он ничего вам не повредил? — встревоженно спросил меня Дион, наверно уже не в первый раз.

— Кажется, да, — прохрипел я в ответ.

— Слава богам! Я бы ни за что не простил себе, если б он покалечил вас. Это я виноват, надо было его связать, а еще лучше — заковать в кандалы, но я понадеялся на его слабость и на свое искусство.

Это мне показалось забавным.

— Видно, тебе надо осваивать, кроме магии, и воинскую науку, а, Дион? — усмехнулся я. — Заклинания-то могут и подвести, а вот стальной клинок — никогда. Против него бессильна даже сила, которая овладела этим малым.

— Какая сила? О чем вы говорите, мой принц?

— Как? — удивился я. — Неужели ты ничего не почувствовал в тот миг, когда вратник вырвался из твоих чар и заговорил не своим голосом? Кстати, почему он вырвался? Что я сделал не так?

— Вы спросили его, как зовут вождя вратников, — ответил на последний вопрос Дион, явно предпочтя пропустить мимо ушей все остальное. — Помните? — И процитировал: — «… А они сами называют себя шемивонами — отказниками, так как отказываются идти путем богов и героев, а желают остаться после смерти на Теохироме и слиться в Великом Безымянном».

Я с досадой стукнул себя кулаком по лбу:

— Какой же я дурак! Ведь читал же в «Истории Исси» как они себя называли, а тут на тебе — ляпнул. Привык слышать со всех сторон: «вратники» да «вратники», вот и… Но разве ты не почувствовал, — вернулся я к прежнему своему вопросу, — как в тот миг, когда он вырвался из-под власти твоих чар, им овладела какая-то Сила, исчезнувшая только после того, как он испустил дух? Я думал, маг должен замечать подобные явления.

— Вообще-то да, — смиренно подтвердил Дион, — но я ничего подобного не заметил. Вам, наверно, показалось, мой принц. — На меня он при этом не смотрел, и я понял: он тоже ощутил присутствие неведомой Силы и просто боится говорить о ней. Я решил пока не давить на него и заговорил о другом:

— Ладно, не вышло с этим

пленным — добудем других, в следующий раз буду умнее и узнаю все, что надо.

— К-какой с-следующий раз? — даже заикаться стал Дион. — Неужели вы хотите снова лезть в Ухреллу, прямо в лапы к вратникам? Вас же убьют!

Последнее прозвучало с неподдельной тревогой, ведь он действительно боялся за меня, добрый старина Дион. Пусть наши отношения складывались не всегда удачно, но в глубине души я всегда считал Диона хорошим человеком и раздражался, когда заносчивые левкийцы называли его при мне полуварваром. Да, мать его была таокларка, но если кто из левкийцев и сохранил в себе дух былого величия, так это Дион. Ну и, конечно, Архелай. Недаром они так дружили…

— Ничего не поделаешь, — пожал плечами я. — Надо если не истребить вратников, то хотя бы отбить у них охоту соваться к нам. А поскольку идти через ухрельские чащобы к Мулетану — верное самоубийство, то, значит, надо выяснить, где расположены другие лагеря, кроме Смартиганского. Будем надеяться, что они окажутся поближе…

— Я остаюсь с вами, — решительно заявил Дион. — Раз вы намерены снова допрашивать пленных, то без моей помощи не обойдетесь.

— Спасибо, Дион, — от души поблагодарил я.

Глава 12

Помощь Диона и впрямь не раз оказывалась бесценной, хотя и не обязательно при допросе пленных. Я неоднократно переходил в границу Ухреллы, гоняясь за вратникам и, прощупывая их оборону и выясняя, нельзя ли разделаться с ними силами одних лишь акритов. К сожалению, потеряв вторую банду, вратники взялись за ум и теперь, уйдя к себе, сразу прятались в лесах. Если мы не отказывались от преследования, то попадали в засады и несли большие потери, чем враг, сражавшийся на знакомой ему местности. И если в таких стычках удавалось взять кого-то в плен, то я устраивал допрос прямо иа месте, а поскольку Дион не мог сопровождать нас в этих трудных и опасных походах, то я был вынужден обходиться без помощи чар, кроме магии каленого железа… И полученные сведения меня не радовали, ведь они подтверждали, что все лагеря вратников располагались по меньшей мере в двух конных переходах от границы.

Незаметно приблизилось Среднелетье, а я все никак не мог найти спасительное решение. Возникла идея посадить войска на небольшие струги и проникнуть в сердце Ухреллы по рекам, но из разговоров с поседевшими на войне акритами я понял, что этот способ уже пробовали, и не раз. Беда в том, что Хвита — приток Далэльва и единственная река, ведущая из Антии в Ухреллу, вернее, наоборот — из Ухреллы в Антию, — недостаточно широка (всего-то чуть больше стадия, как я сам легко убедился) и простреливается с обоих берегов. А если еще метать зажигательные стрелы или огромные, из баллист, которые у вратников тоже имелись… В общем, безнадежно. И в довершение всех прочих неприятностей я получил письмо от матери, узнав, что дипломатические осложнения уже начались: прибывший в Эстимюр посол из Романии, претендующей на гегемонию в Селле, заявил от имени своего императора протест по поводу моих вторжений в Ухреллу, назвав их «ничем не спровоцированной агрессией». Мать сдержала данное мне обещание и отклонила протест, напомнив о так называемом «праве преследования», согласно которому в погоне за шайкой разбойников можно не считаться с неприкосновенностью границ чужого государства. Но в конце письма она посоветовала мне решить проблему вратников поскорее, пока в свару не вмешались другие соседи.