Меч и щит
Шрифт:
— Его носила верховная жрица стрег. У нее было какое-то ромейское имя, не то Друзилла, не то Камилла, в общем что-то в этом роде. Когда Глейв убил Рикса в честном единоборстве, Хельги, побочный сын Рикса, ударил Глейва в спину отравленным кинжалом. Ярл Свейн зарубил Хельги, но, осмотрев рану Глейва, сказал, что вылечить его сможет только приставшая к их шайке среброволосая верховная жрица стрег. Глейва отнесли в кормовую каюту бывшего корабля Рикса, и стрега все десять дней, что нас носило ветрами по морю, выхаживала твоего будущего родителя и никому не дозволяла приближаться к нему. А на десятый день, когда мы уже видели впереди порт Бекмюнни, она
— Что же, выходит, она прыгнула за борт, предварительно сняв с себя амулет? Или ее испепелил морской дракон, а медальон уцелел благодаря своей магии? — осведомился я, не скрывая издевки. — Или, может, ей кто-то помог сойти с корабля? Мне почему-то кажется, что ты знаешь кто. А ну выкладывай, не то… — Я оставил угрозу незаконченной — пускай Скарти сам домысливает, на что я способен в гневе.
— Умоляю вас, мой принц, спрашивайте меня о чем угодно, только не об этом. Вы не знаете этих стрег, говорят, они способны услышать все сказанное людьми, если не защититься особыми заклинаниями. Они же не пощадят никого — ни меня, ни моих близких!
Мольбы этого старого мошенника меня почти не тронули, но я понял, что он боится не только далеких стрег, но и кого-то из живущих рядом, и решил пока не допытываться, кто спровадил на тот свет среброволосую жрицу, тем более что побуждало меня к этому лишь простое любопытство. Но позже я все-таки постараюсь выведать эту тайну. И уж конечно, Скарти не получит назад амулет.
— Ладно, забудем об этом и вернемся к мечам. Как они выглядели?
— Ну об их длине я уже говорил, они были вот такой, такой и такой. — Скарти разводил руками, словно рыболов, хвастающий пойманными щуками. — Рукояти тоже длинные, клинки слегка изогнутые, и на них были какие-то рунические надписи, очевидно заклинания. Но вот какие именно — сказать не могу, я рун не знаю, да и вообще неграмотен. Я ведь родился и вырос рабом и лишь к тридцати годам стал вольноотпущенником и воином. Где уж мне было…
— Да-да, знаю, — оборвал я слезливые воспоминания, явно предназначенные разжалобить меня, — но вернемся к мечам. Как Глейв называл их? Про кинжал ты сказал — Кайкэн, а другие два клинка?
— Большой меч он называл Кром, а малый — Погром. И вот теперь все три неведомо где…
— Ну что ж, — философски пожал плечами я, — видно, придется мне обойтись пустыми ножнами. Пользы от них, правда, никакой, но, по крайней мере, будут напоминать о моем божественном родителе.
Внезапно, словно решившись на что-то, Скарти встал, подошел к самому большому сундуку, открыл его, с трудом поднял крышку и, порывшись в необъятных глубинах, извлек на свет внушительный бронзовый топор с заостренным обухом. Вообще-то его правильнее было бы назвать секирой, хотя секирами традиционно считаются лишь симметричные лабрисы.
— Вот, возьмите, мой принц, — подал он мне секиру. — Это Скаллаклюв — топор, который принадлежал Хенгисту до того, как Глейв сразил его на поединке в огненном кольце. Его ковал сам Хогарт-цверг, слывший сильным колдуном. И хотя он не умел работать с холодным железом, кованная им бронза ничуть не хуже стали. После гибели Хенгиста топор, как и все прочее имущество, достался победителю, и Глейв, когда оба меча были еще при нём, отдал его мне. Могу засвидетельствовать по личному опыту — в бою это страшное оружие, хотя мне, в отличие от Хенгиста и вашего батюшки, приходилось держать его обеими руками. После того как Глейв метнул свой меч в сердце Суримати и тот с
Я принял у Скарти топор и прикинул его вес. Да, Раскалывателем Черепов он назван не зря. Поступок Скарти тронул меня настолько, что я сказал то, чего обычно не говорю:
— Знаешь, Скарти, не будь у тебя семьи, я бы, пожалуй, как и мой… отец, взял тебя с собой. Но увы, это невозможно. Я еще не выбрал свой путь, и кто знает, где я заночую через три дня.
Скарти вдруг осклабился и захихикал:
— Через три дня, говорите? Думаю, вы заночуете в деревне Ураторп.
— Да ну? А я и не знал, что ты седьмой сын седьмого сына. С чего ты взял, что я окажусь именно там именно в ту ночь, если я сам не знаю, в какую сторону двинусь?
— Потому что в трех днях пути от Эстимюра в той стороне нет иного жилья, кроме Ураторпа. А я замечал, что всякий раз, когда вы гуляете, о чем-то задумавшись, или едете, отпустив поводья, вас всегда тянет вон туда. — Он махнул рукой на юго-запад.
— Туда… ты имеешь в виду, к водопаду Нервин?
— И дальше, вниз по течению Красной реки, куда унесло тело Суримати вместе с мечом вашего отца.
Хорошо, что я уже сидел, а то бы так и сел. Сам я никогда за собой такого не замечал, но ни на миг не усомнился в словах Скарти, зная его наблюдательность.
— Гм, выходит, меня притягивает к отцовскому мечу, как железо к магниту? А эти, как их, Погром и Кайкэн, разве не должны обладать такой же способностью?
— Кто знает, какой магической силой наделил их Глейв, — пожал плечами Скарти, — возможно, большой меч притягивает тех, в ком течет кровь Глейва, сильнее, чем остальные, и притяжение остальных будет заметно, только когда вы найдете Кром. А может, Глейв предвидел рождение своих сыновей и предназначил Кром именно сыну принцессы Хельгвины. Тогда сыну Дануты, вероятно, суждено получить Погром, а сыну Альвивы — Кайкэн. Вот только… — Тут Скарти внезапно осекся и побледнел.
— Вот только — что? Договаривай, Скарти. Ты хотел сказать: а что же достанется другим детям Меча? Значит, были и еще сыновья? Неужели Глейв соизволил наградить ребенком не только королев? Какое разочарование, — не без иронии продолжал я. — А я-то надеялся, что он, как существо божественного происхождения, был выше забав со служанками. Ну в таком случае их детям и не достанется мечей, все расхватают сыновья королев. Но у детей от челядинок будет родовое имя Меча, а это чего-то да стоит! Кто они? И кто их матери?
Я грозно посмотрел па Скарти, требуя ответа. Тот снова опасливо огляделся по сторонам и прошептал:
— Я говорил о той самой верховной стреге. Когда Хельги ранил Глейва, она, как я уже сказал, десять дней выхаживала его и никого не пускала к нему в каюту. И что там было тогда между ними, не знает никто.
— Да что там могло между ними быть? Ведь ты же сам сказал, что Глейв лежал не то живой, не то мертвый. На что он мог ей сгодиться, будь он хоть трижды богом?! И к тому же стреги строго блюдут целомудрие. И нарушившей его пришлось бы очень плохо, будь она хоть трижды верховной жрицей стрег. Ее б тогда живо отправили на заклание в какую-нибудь священную рощу. Нет, она б не осмелилась.