Меч ислама
Шрифт:
– Я не пророк. Я не могу предсказывать будущее. Но я могу судить о настоящем и еще раз повторяю тебе: сейчас не время.
– Да, ты уже это говорил. – Сципион потерял самообладание. – Ты даже не потрудился спросить, что это за средство, о котором я говорю. Послушай, Просперо. У меня есть три сотни французских кавалеристов в Лаванье, которые и станут лезвием нашей секиры.
– И где они?
– Здесь, в твоем распоряжении. Простой народ – сам по себе уже оружие в твоих руках. И такого случая может больше не представиться. Стоит тебе лишь рассказать о своих обидах, потребовать мщения за смерть отца, и народ поддержит тебя, героя дня. С французами в качестве ударного клина мы возьмем штурмом дворец Фассуоло, и с властью Дориа в Генуе будет покончено.
– А после этого мы сядем и будем ждать, когда император отомстит за господина Андреа. Ты видишь только одну сторону медали. Нет, нет, Сципион. Прежде чем пытаться свалить герцога Мельфийского, я удалю императорский щит, который прикрывает его.
В отчаянии Сципион повернулся к монне Аурелии и, страстно воздев руки горе, стал молить ее попытаться воздействовать на сына. Но на этот раз монна Аурелия была полностью согласна с Просперо.
– Мне кажется, я понимаю его, – сказала она. – Верьте мне, Сципион, мой сын знает, что делает. Он предлагает действовать медленно, но верно. Поверьте ему, как поверила я.
– Поверить ему, – эхом откликнулся Сципион, и его красивое лицо еще более омрачилось.
Он был расстроен крушением всех своих надежд на революцию: человек, способный повести за собой народ, друг, в чьей поддержке он в глубине души никогда не сомневался, не пошел за ним. А ведь он приложил столько усилий! И внезапно в его сознание закралось подозрение. Он стоял перед Просперо выпрямившись, уперев руки в бедра. Его прекрасные темные, пылающие гневом глаза смотрели на друга, что оставался совершенно невозмутим.
– Ты откровенен со мной? – спросил он.
– А у тебя есть основания думать иначе?
– Прежде у тебя не было причин хитрить.
– Не думаю, чтобы это доставило мне удовольствие. Но это несущественно. О чем ты хотел меня спросить?
– О твоем союзе и о женитьбе. Я понимаю, почему ты на это согласился. По крайней мере, надеюсь, что понимаю. Мне кажется, я знаю тебя достаточно хорошо. Я полагал, что ты пошел на это, чтобы успокоить их, пока ты будешь ковать мечи. Но теперь, когда пришло время действовать, ты отказываешься. И я спрашиваю себя, не ошибся ли я в тебе? И я спрашиваю себя… – Он умолк, потом жестко добавил: – А не ведешь ли ты двойную игру?
– Двойную игру? – спросил Просперо. Выдержка не изменила ему. – С тобой? Я вообще не играю с тобой ни в какие игры. Я веду свою собственную игру и иду своим путем. Я буду рад всем, кто присоединится ко мне, и полагаю, что среди них будешь и ты. Но я не стану служить ничьим целям. – Он засмеялся. – Теперь мне кое-что ясно. Позволь мне рассеять твои заблуждения, Сципион. Я не стану ложиться костьми, чтобы уничтожить Дориа ради твоих амбиций, притязаний французов или какой другой группировки.
Сципион сделался ядовито-презрительным.
– Я кое-что выболтал тебе, не так ли? А что ты прояснил для меня?
– Это ты мне скажи.
– Сначала ответь мне. Теперь, когда ты здесь, намерен ли ты жениться на этой невесте от Дориа?
– О помолвке будет по всей форме объявлено нынче же вечером.
– Именно такого ответа я и ожидал. Все понятно. – Его взгляд выражал ужас и отвращение. – Что ж, наконец-то ты выдал себя. Ты выбрал самый легкий путь к успеху. Ты принимаешь помощь даже из рук убийц твоего отца. Ты придумываешь всякие отговорки, чтобы отсрочить правосудие, которое более не намерен осуществить. Я любил тебя. Я думал, ты – человек.
– Если потребуется, я смогу доказать, что в последнем ты прав.
– Ты уже выложил мне все, что мне было необходимо узнать о тебе. Ради своей выгоды ты ешь с руки, убившей твоего отца. Возможно, она задушит и тебя, Просперо. Будь уверен, так оно и будет.
В бешенстве он круто повернулся на каблуках и выбежал из комнаты.
Монна Аурелия резко поднялась. Ее крик прозвучал пугающе-истошно:
– Остановитесь! Сципион! Подождите!
– Не надо, мадам, пусть уходит, – сказал Просперо, вставая вместе с ней.
Дверь захлопнулась за убегавшим вельможей, парчовые занавеси всколыхнулись. Монна Аурелия посмотрела на сына испуганным, горестным взглядом.
– Вот видишь. Это лишь начало грозы.
– Я выдержу ее. – Он успокаивающе положил руку на ее плечо.
– Надо было сказать ему…
– И тем самым сообщить всему миру, – перебил ее сын. – Именно так оно и было бы. И что тогда? – Он задумчиво улыбнулся и покачал головой. – Эту тайну мы не можем доверить никому. Кроме того, за что же Сципиону гневаться на меня? Он просто испытывает ярость неудачливого заговорщика. Собирался использовать меня в интересах Фиески, разве не понятно? – И он с горькой усмешкой добавил: – И это мой друг.
Его мать в задумчивости опустилась в кресло. Он остался стоять возле нее.
– Пусть народ думает что хочет. Я знаю, что делаю. Довольно об этом. Какое бы оскорбление нам ни нанесли, его следует, пока цель не достигнута, снести молча.
Она склонила голову в горестном молчании. Но когда он напомнил ей о том, что их ждут во дворце Фассуоло на приеме, где будет объявлено о помолвке, монна Аурелия содрогнулась от ужаса. Она не может идти. Она не пойдет. Не стоит уговаривать ее. Он должен извиниться за нее, объяснить, что переживания сегодняшнего дня лишили ее сил. Встретиться с Дориа в такое время и по такому поводу она не может.
В конце концов он поцеловал ее в щеку и отправился выполнять это поручение. Он ненавидел себя, и ненависть эта была не слабее желания свести счеты с должниками, от которых нельзя было отступаться.
Глава XV
Честь Адорно
В громадных сияющих залах герцог Мельфийский принимал представителей самых знатных семей Генуи: Ломеллино, Гаспари, Гримани, Фрегозо и других. Но никто из Адорно здесь представлен не был. Члены этого знатного рода отсутствовали, хотя и были приглашены. Они могли дать задремать вражде, но не могли позволить себе отрицать ее существование и пользоваться гостеприимством Дориа.