Меч ислама
Шрифт:
У Дориа был флот, который он собрал, оснастил и укомплектовал людьми за свой счет. Достаточно большой, чтобы воевать не только умением, но и числом. Это было очень кстати, ибо король Франции, похоже, не собирался возмещать адмиралу средства, потраченные им на службе монарху. Андреа Дориа использовал множество способов добывания денег, в том числе и взимание выкупа за плененных знатных мусульман. Среди них был и Драгут-рейс. Генуэзец согласился взять за него три тысячи дукатов, предложенных Хайр-эд-Дином за освобождение этого знаменитого капитана.
Став известным, этот случай произвел некоторый переполох, а услышавший об этом в Неаполе Просперо съязвил по поводу алчности Дориа, все-таки обманувшего его. Поскольку Драгут был узником Просперо, естественным было предполагать, что он и должен получить выкуп. Однако Дориа долго противился освобождению Драгута под напыщенным предлогом того, что христиане не могут позволить этому закоренелому преступнику и неверному снова вольготно гулять по морям.
Между тем превосходство империи после сражения в проливе Прочида явно стало расти. Оно нанесло смертельный удар по осаде Неаполя. Ландо был вынужден снять блокаду и удалиться с остатками своего флота, более не способного отбивать атаки неаполитанцев, тем более что рано или поздно Просперо должен отремонтировать и переоснастить галеры, им захваченные. И Просперо, получивший в свое распоряжение и гавань, и арсенал, не терял времени даром.
Итак, все поменялись ролями. Сторонники императора, завладев портом, могли доставлять продовольствие и подкрепления, а осаждающих лишить этой возможности. Французы, ослабленные чумой и полностью деморализованные потерей маршала де Лотрека, погибшего от этой болезни, поняли тщетность дальнейшей защиты своих позиций, где их ожидали только болезнь и смерть. Они свернули свои шатры и начали отступление, вскоре превратившееся в паническое бегство благодаря преследовавшему их принцу Оранскому.
Господству французов в Италии пришел конец, и Просперо Адорно за свой выдающийся вклад в победу был назначен императором на должность главнокомандующего неаполитанским флотом. А маркиз дель Васто, поздравляя Просперо с заслуженной победой, в письмах из Мадрида уверял, что император высоко оценил его действия.
Между тем из Генуи поступали совсем иные вести.
Андреа Дориа заключил союз с Карлом V, в результате которого получил должность императорского адмирала Средиземноморья. Позже разнесся слух, будто должность была предложена Дориа самим императором. Но один или два человека, пользовавшиеся, подобно дель Васто, особым доверием его величества, знали, что Дориа домогался поста главнокомандующего средиземноморскими флотами достаточно настойчиво. В конце концов, когда император вынужден было огласить свое решение, испанская знать в открытую подвергла Карла нелицеприятной критике, осудив выбор его величества. Придворные бурно негодовали, что такая должность вот-вот будет отдана чужестранцу, справедливо полагая, что в их собственных рядах достаточно моряков, превосходивших или уж никак не уступавших Дориа числом заслуг.
Менее упрямый и решительный правитель уступил бы перед лицом столь грозной оппозиции. Но молодой император никак не желал понять, что он, по их мнению, заблуждается.
Почти немедленно вступив в должность, Андреа Дориа выехал из Леричи, высадил в Генуе отряд и подчинил город, слишком ослабленный нашествием чумы и потому не способный ни к какому сопротивлению. Он немедля приступил к чистке правительства и принялся убеждать народ, что покровительство императора несет городу свободу и независимость. Он опровергал утверждения, что оставил службу Франции из-за вероломства французского монарха: нет, он стремился лишь к одному и чаял лишь одного – освободить страну от чужеземной кабалы.
Народ тотчас поддержал Дориа. Его объявили спасителем Генуи и предложили герцогский венец, который носили многие его предшественники. Но Андреа наотрез отказался, чем лишь укрепил свой авторитет. Дориа упорно твердил, что на море принесет республике больше пользы. В то же время введенная им новая конституция значительно уменьшала власть дожа, сделав его подотчетным пяти цензорам, которые время от времени переизбирались. Исключение было сделано лишь для самого Дориа, ставшего цензором пожизненно. Таким образом, не обременяя себя формальной властью, он стал подлинным и полновластным хозяином государства.
И Просперо, и Сципион совершенно не предполагали такого результата, когда затевали все то, в результате чего синьор Андреа перебежал на другую сторону.
Затем пришла весть о женитьбе Дориа на богатой мадонне Перетте Узодимаре, племяннице папы Иннокентия VIII и вдове маркиза Фенаро. До Неаполя донеслись слухи о грандиозных торжествах по случаю бракосочетания этого вечно юного шестидесятилетнего человека. И хотя общество с шутливыми замечаниями приняло это событие, Просперо было не до шуток. Назначение Дориа адмиралом Средиземноморья означало, что Просперо, будучи командующим неаполитанским флотом, должен снова подчиняться Дориа. Ему оставалось только одно – просить принца Оранского об отставке. Его высочество, впадая то в гнев, то в ужас, отказался удовлетворить просьбу, даже когда Просперо чистосердечно рассказал ему о ее причинах. Принц аргументировал свой отказ тем, что Просперо вполне способен оградить себя от происков Дориа, опираясь не только на благосклонность императора, но и на поддержку своих соотечественников в Генуе. Знает ли Просперо, горячился наместник короля, что генуэзцы требовали вернуть к ним человека, победившего венецианцев? Неужели Просперо думает, что при таких обстоятельствах Дориа отважится пренебречь возможностью заручиться его, Просперо, доверием? Просперо думал именно так и, следовательно, вынужден был настаивать на своем. Он бы и настоял, но увещевания принца все же тронули его, причем произошло это после события, которого Просперо никак уж не ожидал.
Прибыл Джаннеттино Дориа с тремя галерами. Он бросил якорь у острова Искья, а оттуда туманным и дождливым октябрьским днем переправился в Неаполь. Нанеся визит вежливости вице-королю, он выразил пожелание обменяться несколькими словами с мессиром Просперо Адорно, за которым тотчас же послали.
Джаннеттино поспешил к нему навстречу, словно приветствовал старого друга. В красном, расшитом золотом камзоле он выглядел весьма внушительно. Его голос звучал напыщенно, голову он, как всегда, держал горделиво поднятой, но слова произносил исключительно медоточивые. Он разделяет гордость всех генуэзцев за своего храброго земляка. Он прибыл, чтобы поздравить его и сообщить от имени дяди, что адмирал счастлив подтвердить назначение Просперо на должность командира неаполитанской эскадры. Посланец был очень велеречив. Господин Андреа Дориа просит передать Просперо, что он с большим удовлетворением воспринял бы возрождение старого союза.
Поглаживая выбритый подбородок, Просперо смотрел на Джаннеттино ледяным взглядом.
– Благодарю вас за поздравления, – произнес он тоном, который принц Оранский посчитал слишком уж холодным. – Что касается остального, то в должности, данной мне здесь, я уже утвержден.
Джаннеттино поморщился, но сохранил самообладание. Несомненно, ему пришлось сделать над собой усилие.
– При всем уважении к вам, синьор Просперо, позвольте мне заметить, что в касающихся императорского флота делах мой дядя-адмирал первый человек после императора.
– После императора. А меня утвердил в должности его величество.
Вице-король, почуяв, к чему идет дело, поспешил вмешаться:
– Но поскольку, Просперо, вы неизбежно будете служить под командованием господина Андреа Дориа, вы не можете быть безразличны к той сердечности, с которой он вас приветствует.
– Ваше величество уже знает, что у меня нет намерения оставаться на этой службе.
На крупном круглом лице Джаннеттино проступила досада. Но принц не дал ему раскрыть рта: