Меч мертвых
Шрифт:
– Где корабль, это теперь Болдыря спрашивать… – Ижор съёжился ещё больше, уткнулся носом в колени: – Я трус. Серебряный Лис не узнает меня, когда моё тело обмотают берёстой, а дух вернётся в небесное логово. Когда корабль прошёл мимо, я упал с дерева и погнал лодку не понимая куда. Мне казалось, Калма шла по болоту следом за мной и вот-вот настигнет… Я потерял достоинство, трясясь за свою ничтожную жизнь. Я опамятовался, когда уже пересёк Сокольи Мхи… там теперь играют дочери потоков, всё залито, пешком не пройдёшь…
–
– Да дело нехитрое… Я ведь с испугу не удержал языка, всё выболтал про мёртвый корабль, думал, они тоже удирать схватятся, а они искать его собрались… Про сокровища какие-то толковали…
– Дары богатые, что батюшка мой всю зиму по дворам ходил, собирая!.. – скрипнул зубами Искра. – Замирения ради светлому князю Рюрику хотел поднести!..
– Спор у них какой-то вышел из-за челнов, – сказал Тойветту. – Вот тут я и сбежал.
– Почему спор? – встрял Харальд. – Спорили, кому за добычей идти?
– Куда корабль-то вынести обещало? – спросила Крапива. До разбойников, челнов и сокровищ ей дела не было. Щёки воительницы нехорошо запали, глаза горели огнём. Медлительный ижор, однако, не умел отвечать на торопливые вопросы, путающие рассказ. Этак недолго совсем сбиться и позабыть о чём-нибудь важном!.. И он проговорил:
– Тогда мне показалось, они ведали про мёртвый корабль ещё раньше, чем я у них появился. И ждали, пока его к ним приведут. Только те люди, что лодью вели, от сокровищ им малую толику посулили. А тут, Болдырь молвил, напоследок всё заберём…
– Напоследок? – немедля перебил Искра.
– Да… Уходить они с Сокольих Мхов думали. Стало им там почему-то опасно…
– А ещё бы!.. – сдавленно зарычала Крапива. – Куда ни шло, богатого купца пощипать! А вот за то, что батюшку и отроков его погубили, государь Рюрик их…
Её голос сорвался.
– И моего батюшку со товарищи… – хмуро добавил Звездочёт. – Горд князь наш Вадим и непотребство безнаказанным не оставит!
– Дурачьё вы, – сказал Страхиня. – Щенки.
Крапива и Искра разом повернулись к нему. Видно было, как у обоих перед глазами рассеивалось видение двух дружин, совокупно искореняющих Болдырево гнездо.
– Вы что, – продолжал жестокий варяг, – в самом деле считаете, это Болдырь проказил?
Трое юнцов, считавшие себя воинами, ошеломлённо молчали.
– А кому ещё?.. – спросил Искра воинственно, но полной уверенности в голосе не было.
– Видел я дозорного, умершего к сосне пригвождённым, – сказал Страхиня. – Двумя сулицами, и я в этом кое-что смыслю. Многие, кроме обученных воинов, сулицы с двух рук умеют метать?.. А на Суворовичей засаду изобрести и стрельцов так расставить, чтобы ни один от стрел не ушёл?..
У костра сделалось тихо. Десятка два чьих-то гридней, тайно шастающих по болотам, – это не обычный разбой. Это значит, что кто-то надумал вконец рассорить двоих великих князей. Да ещё втравить в их свару Рагнара Лодброка, ведь селундский конунг навряд ли оставит смерть сына неотомщённой…
Искра нахохлился и долго молчал, не зная ответа. Что касается Харальда, он о чём-либо думать даже и не пытался: болело под повязкой сломанное ребро, голову стягивал обруч… И только Крапива легко отрешилась от новой загадки, таимой, как выяснилось, страшными Сокольими Мхами.
– Болдырь, не Болдырь, а лодью ждали у них! – упрямо сказала она. – Чем впусте гадать, его и расспросим!
Страхиня не стал вслух обзывать её дурой, но взгляд тому соответствовал. И как, мол, лихую ватагу воевать собралась? Двое хромоногих да третий увечный, да мы с тобой. Силища!
Крапива всё поняла; к скулам жарко прилила кровь, но упрямая решимость нисколько не поколебалась. Может, и дура, но вот сказала – и выполню! Одна пойду! Болдыря на узкой тропке подкараулю!..
– Можно и не Болдыря, – сказал вдруг ижор, и все повернулись к нему. До сих пор Тойветту не посягал давать поучения воинам, предпочитая говорить лишь про то, чему судьба довела быть видоком. Однако обстоятельный разум ижора пребывал не в праздности и наконец родил толковую мысль. – У разбойного кунингаса есть женщина, – продолжал Тойветту. – Она живёт не там, где все его люди. Я знаю, как выйти туда.
Крапива нахмурилась:
– Глупая баба может ничего не знать о корабле…
– Может и не знать, – кивнул Искра. – Но если у нас будет женщина Болдыря, разговор с ним самим пойдёт по-другому… Ты молодец, Тойветту. Это хорошо, что мы тебя встретили.
Ижор, ободренный похвалой, неожиданно вспомнил нечто достаточно важное. Вот ведь что получается, когда тебя то и дело перебивают и дёргают, не давая обо всём рассказать, как положено у людей! От начала и до конца, ничего не упуская из виду! Куда ж такое годится, – эти странные люди даже не вызнали у него, как была устроена его добрая лодка и кто сделал её, не спросили, какой породы было дерево, на чьей ветке он сидел над протокой!.. Мудрено ли, что он, бедный парень, чуть не сбился с тропы собственного рассказа, чуть не упустил слово, точно драгоценную рыбку из сети!..
– Там, на корабле Калмы, один человек был живой, – сказал Тойветту. – Тот, что лежал на самом носу. Когда я слезал с дерева, я видел, как он шевельнулся. Но я, глупый, решил – это мёртвые заметили меня и готовят погоню!
Услышав такие слова, все посмотрели на Крапиву. Пока велись речи о корабле и о раненом то ли старике, то ли не старике, спасшем Харальду жизнь, у каждого мелькала одна и та же мысль, оставшаяся, впрочем, невысказанной: а не был ли тот неведомый воин пропавшим боярином Сувором Несмеянычем, Крапивиным возлюбленным батюшкой?.. Что, если он был до сих пор жив и помощи чаял?..