Меч судьбы
Шрифт:
— Ну, — тихо спросил колдун, разглядывая оскалившиеся морды, — что делать будем?
Север перекинулся, расставил лапы, вскинул голову и взвыл. Когда мои бедные уши наконец-то смогли слышать, истошное гоготание, кудахтанье, мычание и визг переполошенных хавроний перекликались по дворам, но голоса лесичан были громче всех. Не сказать, что обрадованные неожиданным вечерним выступлением местные жители оценили силу и мощь волчьей глотки. В хоре не хватало только лая. Я, онемев, смотрела, как собачья свора выстроилась в ряд, чуть ли не по росту, и преданными глазами уставилась на волка, виновато склонив головы. Север разглядывал псов, словно король подданных. Опять коротко взвыв, он легким шагом побежал посреди улицы, вслед за Ольгой, провожаемый покорными взглядами белоснежных четвероногих воинов. Заскрипев зубами от боли, я встала, подобрала сумки и подняла глаза на Вейра. Его колдунское сиятельство изволили веселиться.
То, что Ольга
— Здравствуй, Зореслава, — сморщенное, словно печеное яблоко, лицо старушки, с удивительно яркими голубыми глазами, расплылось в улыбке. — Заходите, гости дорогие, — она отошла от дверей, приглашая в дом.
Расслабившись, я поднялась по ступеням крыльца, вошла и положила сумки на лавку. Ольга уже сидела у стола и потягивала что-то из глиняной кружки. Ароматы трав, грибов и незатейливой еды напомнили о доме, кольнув сердце.
— Располагайтесь, — улыбнулась Светозара. Зубы были целы, несмотря на солидный возраст. Белоснежные волосы, заплетенные в толстую косу, уложенную вокруг головы, и удивительные искрящиеся улыбкой глаза, придавали ей вид милой и доброй старушки, что было далеко не так. Её прочили в Верховную, но она выбрала жизнь в глуши вместо радостей столичной жизни. Ходили разные слухи о причине отъезда Светозары из столицы, но правды не знал никто. Я должна рассказать ей про Лоринию. Тех вед, кто искренне сожалеет о своем выборе, отталкивать никто не станет. А те, кто избрал Жрицу… Лориния умела убеждать, как я почувствовала на собственной шкуре. К сожалению, уже причиненное зло не вернуть. Карать заблудших — не дело вед. Жизнь сама расставит всё по местам, но знать мы должны. Свои силы веды черпают от Природы-Матушки. Ведьмы — тоже. Ножом можно вскрыть гнойник. Можно и всадить нож в сердце. Силы ведьм усиливались кровавыми ритуалами и жертвоприношениями, отчего силы Жизни превращались в прямо противоположное. Ко всему, ведьмы обычно обзаводились помощником, злым духом или даже демоном, но с этими тварями могли совладать только весьма могущественные дамочки, за что и платили, когда не могли мирно уйти в Навь. Разобрать крышу, открыть дымоход — выпустить, освободить дух, который требовал расплаты за услуги. Грань между нами была очень тонка, почти неразличима, нас часто путали, прося приворожить, присушить. Навести порчу. Отомстить. Убить. Именно поэтому веды старались селиться подальше от людей. В костре одинаково хорошо горят как веды, так и ведьмы. Обозленные и убитые горем крестьяне с горожанами вершат суд, не вдаваясь в тонкости. Веда, забывшая о своем предназначении спасать жизни, становилась ведьмой. Теперь к ним принадлежала и я, убив Лоринию, и не важно, что меня на это толкнуло. Жрецы внушают своей пастве подставить другую щеку, если заехали по роже. Какой бы выбор сделали они, окажись на моем месте?
Светозара проницательно глянула на меня, меча тарелки на стол. Перья лука, домашний горячий хлеб, козий сыр с росинками влаги, дымящаяся картошка с укропчиком, ломтики копченого сала. Я, наслаждаясь, втянула ароматы. Изыски — изысками, но по родной, домашней неприхотливой еде я успела соскучиться. Вейр с Ольгой уговаривать себя тоже не заставили. С утра у нас росинки маковой во рту не было. Торопясь убежать от дождя, мы не делали остановок, лишь краткие привалы, чтобы справить нужду и слегка размять ноги. Пара сухарей, промокших под дождем, приглушить голод не могли.
После ужина я вышла на крыльцо. Стемнело, из-за туч не было видно ни звезд, ни полумесяца, но слабый свет, лившийся из хлева, немного освещал двор. Тяжело вздохнув, я спустилась со ступенек и пошла к Светозаре.
Меня ждали.
— Ты, девка, голову ни себе, ни мне не морочь. Я тебе не тетка, кстати, как она там поживает, чтобы тебя воспитывать. Разберись сначала в себе, потом кайся. Может, и поймешь, есть ли за что. Стара я уже сопли вытирать, — Светозара, сидя на скамеечке, вытерла руки рушником, погладила Пеструшку по гладкому черному боку и встала. Я вернула на место отвисшую челюсть.
— Так ты всё знаешь, Матушка?
— Знаю, — ворчливо ответила она. — Лориния уже давно убила сама себя. Злостью, ненавистью и жаждой власти. Она потеряла Дар. И обратилась к Жрице. Ненависть сожгла её. Жрица не благоволит к тем, кто обращается к ней от отчаяния, боязни смерти или жажды злата, власти и бессмертия. Ей тоже, как и нам всем, нужны любовь и уважение, а не пришлые с протянутой рукой со своими убогими желаниями. Пусти в сердце любовь, не плюй злобой в окно души, за которым Мир. Иначе будешь Видеть Жизнь через грязное стекло. Тогда все горести исчезнут без следа. Но, сначала разберись сама в себе. В своей ненависти. Задумайся о том, что часы Жрицы — время зачатия, рождения
— Если успею разобраться, — горько сказала я.
— Не ной! Мать знает, кому, как и когда помочь!
— Она молчит…
— Ты её просто не слышишь, — она подхватила ведро с молоком и шустро выбежала из хлева, оставив меня наедине с Пеструшкой, задумчиво жующей душистую траву.
— Вот и поговорили, — поведала я корове, погладив её по теплой мягкой шерсти. — И что теперь делать прикажешь, а? Ты-то поняла хоть что-то?
Пеструшка глянула на меня влажными карими глазами, вскинула голову и замычала.
Всю ночь в небе гремела гроза. Отдаленные зарницы сверкали в ночном небе. Белое свечение разрывало мрак, сполохами освещая землю и превращая тени в густую, чернильную тьму, подчеркнутую ослепляющим светом молний. Как завороженная, я смотрела на буйство стихии.
И начинала понимать.
Глава 18
В которой герои принимают участие в народных гуляниях
Дорога втягивалась в лес огромной черной змеей. До Соленок, деревеньке по пути, оставалось совсем чуть-чуть. Лошади шли ходко, ровно, ускоряя шаг, словно знали, что впереди ждет скорый отдых в теплом стойле и свежий овес. У меня болело все, что только может болеть. Колдун же с вампиршей и бровью не вели, словно день пути в седле был для них послеобеденной прогулкой, и я терпела, стиснув зубы. Лесицы остались позади, Ольга, всласть наторговавшись, скупила самый первосортный товар у кряжистого, невысокого краснолицего оборотня. Я невольно улыбнулась, вспомнив купца. Седой, квадратный Волчек, выпучив глаза, орал, стучал пудовыми кулаками по прилавку. Когда он в очередной раз громыхал по столу, вздрагивали, пригибали головы юркие подручные, выкладывали ворох мехов на прилавок и снова бесшумно исчезали в подсобке. Подпрыгивали счеты и бледнели от ужаса чернила, но против вампира не попрешь… Ольга спокойно, нудно и непреклонно гнула свое, блестя разноцветными глазами. На месте Волчека я бы уже давно вытолкала взашей такую покупательницу. Перебирая серые шубы, Ольга тыкала изящным пальчиком в неровные швы и торчащие нити, утверждая, что купец и сам должен ей приплатить, иначе товар так и сгниет на складе. Багровея до черноты, Волчек раздувался от гнева и разражался непечатной бранью. Я уже всерьез начала опасаться за здоровье оборотня. Казалось, разрыв сердца и удар призраками маячат за его спиной, потирая руки в предвкушении. Безжалостная вампирша, не обращая внимания на хватания за сердце и опасную багровость лица несчастного торговца, принималась за очередную доху, дабы произвести тщательное вскрытие. Я жалась к стене, здраво рассудив, что к этой парочке лучше не приближаться, а то и мне на орехи достанется. Причем, от обоих. Хотя, судя по блестящим глазам обоих, перебранка доставляла и купцу, и Ольге немало удовольствия. Вейр, стиснув зубы, молчал, когда его в сотый раз заставляли переодеваться, меня же от бесконечных примерок бросило в жар. Не вытерпев пытки, я уже собиралась высказать Ольге все, что думаю, когда в лавку вошел Север. Волчек выронил разнесенную в пух и прах несчастную шубу, которую обозвали ветошью и рваньем, и уставился на моего мальчика. Мальчик сытно позавтракал и пребывал в умиротворенном настроении. Дав себя погладить, потискать и попотчевать, Север шумно развалился посреди лавки и задремал. Расчувствовавшийся оборотень сбросил половину цены и тепло попрощался с нами, приглашая заходить ещё. Нет уж, дудки. Надеюсь, эти шубы нам больше не пригодятся. Частые прогулки в Хладный лес вредят здоровью.
Ритмичный стук копыт навевал сон, проплывающие багряно-желтые островки деревьев разбавляли серый пейзаж. Ветер холодил лицо, тащил по небу тучи. К ночи снова будет гроза, мы торопились, подгоняли лошадей, чтобы успеть в деревню до того, как с небес хлынут потоки ледяной воды.
День клонился к вечеру, когда мы въехали в деревню. Во дворах разрывались псы, провожая нас хриплым лаем, мычали недоенные коровы, у колодца скрипел одинокий журавль. Не толпились кумушки, не гоняла гусей хворостиной ребятня. Впереди слышался отдаленный гул. Недоброе предчувствие кольнуло сердце, я поторопила Севера.
На площади было черно от возбужденной толпы. К столбу была привязана девушка лет двадцати, рядом высилась заботливо сложенная куча хвороста и бревен. Толпа ревела, буйствовала, потрясала кулаками и швыряла отбросы в жертву. Яркая смуглая красота девушки резко отличалась от злобных простоватых лиц крестьянок, черные глаза смотрели с вызовом. Во рту торчала грязная тряпка. Рядом был разожжен костер. Мужички суетились, заботливо раздували уголья, трудолюбивыми муравьями таскали охапки сена, не забывая прикладываться к огромной бутыли. Ветер помогал в праведном труде палачей, раздувая пламя.