Меч Зари
Шрифт:
Шенегар Тротт, очевидно, услышал обрывок разговора и добродушно проговорил:
– Страшная клятва, барон! Вы подумали, что может произойти, если не сдержите ее?
– Не сомневайтесь, граф. Я найду их.
– Собственно, я здесь не для того. Император сгорает от нетерпения услышать из наших уст приятное известие. Известие о том, что вся Европа лежит у его ног.
– В таком случае я немедленно отправляюсь в Лондру!
– вскричал Мелиадус.
– Заодно встречусь с учеными чародеями и выясню, как обнаружить наших недругов. До встречи, господа!
Он сел на коня и помчался прочь.
Некоторое время соратники смотрели ему вслед, потом вновь повернулись к пожарищам.
– Его безрассудство погубит нас...
– Подумаешь!
– усмехнулся граф Тротт.
– Ведь вместе с нами погибнет мир...
В ответ раздался взрыв дикого хохота. Ненависть к целой Вселенной слышалась в этом безумном смехе... ибо секрет могущества Темной Империи заключался в том, что ни к кому на свете ее властелины не испытывали теплых чувств, даже к самим себе. Всю жизнь они посвятили войне, и только в битвах, грабежах и пытках находили свое счастье...
2. ТАНЕЦ ФЛАМИНГО
На рассвете, когда стаи гигантских пурпурных фламинго покинули свои камышовые гнезда и, поднявшись в небо, закружились в причудливом ритуальном танце, граф Брасс стоял у болота и задумчиво разглядывал темные лагуны и коричневые островки, кажущиеся ему иероглифами какого-то древнего языка.
Контуры этого пейзажа, возможно, скрывающие тайну бытия, всегда притягивали его внимание. Брасс был уверен, что наблюдая за полетом птиц, всматриваясь в очертания лагун и тростниковых зарослей, он сможет найти ключ к тайнописи ландшафта и понять наконец, откуда возникает это постоянное чувство опасности, истощающее его душу и тело.
Вставало солнце, заливая побережье тусклым светом.
Услышав стук копыт, граф Брасс обернулся. Его дочь, златовласая Иссольда мчалась к нему на рогатом камаргском жеребце, белом, как снег, и улыбалась - словно ей была известна тайна, которую граф тщетно пытался раскрыть. В облаке развевающихся на ветру голубых одежд она напоминала сказочную фею лагун. Брасс попытался избегнуть встречи с девушкой и пошел вдоль болота, но Иссольда уже была близко и махала ему рукой.
– Отец, ты опять поднялся ни свет ни заря...
Брасс пожал плечами и вновь повернулся к зарослям тростника, изредка бросая взгляд на птиц - как будто пытаясь застать их врасплох и таким образом понять секрет странного, завораживающего танца.
Иссольда спешилась и встала рядом с отцом.
Это не наши фламинго, - сказала она, - но очень похожи. А что ты там увидел?
Граф беспомощно улыбнулся, вслушиваясь в шелест крыльев над головой.
– Ничего. Где Хокмун?
– В замке. Еще спит... Какой прекрасный восход!
Граф передернул плечами.
– Ты не понимаешь...
– начал он и осекся.
Он знал, что дочь никогда не сможет увидеть этот пейзаж его глазами. Как-то раз он попытался описать ей свои ощущения, однако Иссольда быстро потеряла всякий интерес к словам отца и не стала вникать в подробности. В узорах, которые мерещились ему всюду - в воде, тростниках, деревьях, в повадках животных - был скрыт смысл бытия, а она просто смотрела на новый мир и радовалась его девственной красоте. Только старый друг Брасса, философ и поэт Богенталь понимал его, но и тот считал, что дело не в пейзаже, а в самом графе.
– Ты взволнован, растерян, - говорил Богенталь, - мозг работает слишком напряженно... Все эти узоры - лишь плод твоего беспокойного воображения.
Граф Брасс отвергал подобные объяснения. Непонимание дочери и друзей раздражало его. Надев свои медные доспехи, он часто скитался по окрестностям, целыми днями изучая этот Камарг - так похожий на его собственный, если не считать того, что на многие мили вокруг не было ни единой живой души.
– Брасс - человек действия, как и я, - говорил Дориан Хокмун, муж Иссольды.
– Праздное времяпровождение претит его натуре. Ему нужна настоящая проблема, чтобы с головой уйти в ее решение.
– Настоящие проблемы, как правило, неразрешимы, - отвечал Богенталь, и на этом разговор обычно заканчивался, потому что Хокмун тут же замыкался в себе и уходил, положив ладонь на рукоять меча.
И в замке, и в деревне царила напряженная атмосфера. Радость спасения от захватчиков сменилась тревогой. Люди не были уверены в том, что навсегда избавились от ужасов Темной Империи. Поначалу эта земля казалась им точной копией Камарга... Правда, краски здесь были слишком яркие, слишком сочные, но впоследствии они потускнели - будто память людей наложила свой отпечаток на пейзаж, и разница уже не воспринималась. Вокруг мирно паслись табуны рогатых лошадей, стада белых быков; фламинго легко приручались, и люди летали на них верхом. Однако страх, что темные силы сумеют проникнуть и в этот тихий уголок, не покидал души поселян.
Впрочем, Хокмуна и графа Брасса такая опасность не пугала, порой они даже были готовы приветствовать нападение Гранбретании...
Итак, каждое утро граф Брасс изучал пейзаж и пытался разгадать его тайну, а Дориан Хокмун объезжал побережье в поисках достойного противника. Но ему встречались только стада коров и табуны боязливых лошадей; стаи испуганных фламинго поднимались в небо при его приближении...
И вот однажды, когда он на взмыленной лошади возвращался из одной такой экспедиции (морю и равнине не было конца и края), Хокмун увидел парящих в небе фламинго - то взмывающих вверх, то падающих к самой земле. Был полдень, а обычно фламинго танцевали только на заре. Казалось, гигантские птицы испуганы, и Хокмун решил выяснить, в чем дело.
Пришпорив лошадь, он поскакал по извилистой тропке и вскоре увидел, что птицы кружат над маленьким островком, поросшим высоким тростником. Пристально разглядывая островок, герцог заметил в тростнике красное пятно - скорее всего, чью-то одежду.
Поначалу Хокмун решил, что это крестьянин охотится на уток, но тогда этот человек наверняка окликнул бы его или, на худой конец, помахал бы рукой.
Хокмун направил лошадь в воду, и вскоре сильное тело животного уже раздвигало тростник, где по-прежнему мелькало что-то красное. Хокмун окончательно понял: это человек.