Меч Зари
Шрифт:
– Неужели они не сделали все возможное для того, чтобы вы выполнили приказ?
– спросил Хокмун.
– Странно.
– Сказать по правде, - ответил Тозер, потупив взор, - я не думаю, чтобы они поверили мне - просто хотели проверить. Когда же я согласился и мгновенно исчез, они, наверное, были потрясены.
– Не похоже, чтобы властелины Темной Империи были настолько неосмотрительны, - задумчиво сказал д'Аверк и нахмурился.
– Однако, если вы не можете убедить нас, то нет основания полагать, что и они вам поверили. Тем не менее, я сомневаюсь в вашей искренности.
–
– спросил Богенталь. Значит, они сами смогут узнать его секрет!
– Отнюдь, - гордо ответил Тозер.
– Я сказал им, что приобрел эту способность за много месяцев одиночества.
– Не мудрено, что они не приняли вас всерьез, - улыбнулся д'Аверк.
Тозер казался оскорбленным. Он выпил еще вина.
– Трудно поверить, что вы оказались здесь только благодаря силе воли, - признался Богенталь.
– Вы уверены, что не пользовались никакими другими средствами?
– Никакими.
– Мне это совсем не нравится, - хмуро сказал Хокмун.
– Даже если Тозер сказал правду, владыки Гранбретании уже думают над тем, где он приобрел эту способность и будут следить за каждым его шагом. Я почти уверен, что они найдут старика - и тогда у них будет возможность перенестись сюда со всем своим войском. Мы обречены!
– Да, тяжкие времена, - сказал Тозер, вновь наполняя кубок. Вспомните "Короля Сталина", акт четвертый, сцена вторая: "Безумные дни, безумные всадники, и смрад войны по миру всему!" Да, я был провидцем и не знал этого!
Он явно захмелел. Хокмун внимательно посмотрел на пьяницу с безвольным подбородком, все еще не веря, что перед ним великий драматург Тозер.
– Вижу, вы удивлены моей бедностью, - сказал Тозер заплетающимся языком.
– В этом виноваты несколько строк в "Чиршиле и Адульфе", как я уже говорил. О, превратности судьбы! Несколько честных строчек, и вот я здесь, и меня грозятся повесить. Вы, конечно, помните эту сцену и слова? "Двор и король, продажны тот и этот..." Акт первый, сцена первая. Пожалейте меня, сэр, не вешайте. Перед вами великий художник, погубленный силой своего таланта.
– Этот старик, - сказал Богенталь, - кто он? Где именно он живет?
– Старик...
– Тозер влил в себя еще вина.
– Старик напоминал мне Йони из "Комедии о Стали". Акт второй, сцена шестая...
– Кто он?
– нетерпеливо спросил Хокмун.
– "Он души не чаял в механизмах, он отдавал им все свое время и не заметил, как постарел". Понимаете, он живет только наукой. Делает кольца...
– Тозер закрыл рот рукой.
– Кольца? Какие кольца?
– быстро спросил д'Аверк.
– Вы должны простить меня, - сказал Тозер и поднялся, пытаясь сохранить гордую осанку.
– Вино оказалось не под силу моему пустому желудку. Пожалейте меня и разрешите мне выйти.
Лицо Тозера на самом деле приняло зеленоватый оттенок.
– Хорошо, - устало сказал Богенталь, - я провожу вас.
– Прежде, чем он уйдет, - раздался немного приглушенный, ироничный голос, - заставьте его снять кольцо со среднего пальца левой руки.
Хокмун сразу же узнал говорившего и обернулся.
У Тозера отвисла челюсть, он в испуге закрыл кольцо ладонью и спросил:
– Что вы знаете об этом? Кто вы такой?
– Герцог Дориан, - сказал вошедший, кивнув Хокмуну, - называет меня Рыцарем в Черном и Золотом.
Рыцарь казался выше любого из присутствующих и был одет в доспехи и шлем черного и золотого цветов. Рыцарь поднял руку и указал на Тозера:
– Отдайте герцогу это кольцо.
– Это же стекляшка, ничего особенного...
Д'Аверк сказал:
– Он упоминал какие-то кольца. Значит, кольцо перенесло его сюда?
Тозер все еще колебался. От волнения и выпитого вина лицо его приняло глупое выражение.
– Говорю вам, это стекло, дешевая безделушка...
– Приказываю тебе именем Рунного Посоха!
– грозно прокричал Рыцарь.
Эльвереза Тозер нервно снял кольцо и бросил на каменный пол. Д'Аверк поднял его, и, повертев в пальцах, сказал:
– Это хрусталь, а не стекло. Что-то мне он напоминает...
– Оно сделано из того же минерала, что и машина, которая перенесла вас сюда, - сказал Рыцарь в Черном и Золотом. Он поднял руку в латной рукавице - на среднем пальце блестело такое же кольцо.
– И оно обладает теми же свойствами - может переносить человека в иные измерения.
– Я так и думал, - сказал Хокмун.
– Не сила ума перенесла сюда этого писаку, а кусок хрусталя. Ну, Тозер, теперь-то уж точно я тебя повешу! Где ты достал перстень?
– У одного человека... Майгана из Лландара. Клянусь, это правда! У него много таких... и он может еще сделать!
– закричал Тозер.
– Не вешайте меня, умоляю. Я скажу, где найти старика.
– Да уж, извольте, - задумчиво сказал Богенталь.
– Мы должны добраться до него раньше Темной Империи. Он и его секреты будут принадлежать нам - для нашей же безопасности.
– Что? Так мы отправляемся в Гранбретанию?
– удивленно спросил Д'Аверк.
– Боюсь, это необходимо, - объявил Хокмун.
4. ФЛАНА МИКОСЕВААР
Флана Микосеваар, графиня Канберийская, поправила сплетенную из золотых нитей маску и огляделась. От пестро разодетых гостей рябило в глазах.
Оркестр в центре бальной залы играл быструю, сложную мелодию - одно из последних произведений Лондена Джона, величайшего композитора Гранбретании, почившего два века тому назад.
Графиня носила богато украшенную маску Цапли, глаза которой сверкали тысячами граней редких драгоценных камней. Тяжелое парчовое платье переливалось всеми цветами радуги. Будучи вдовой Азровака Микосеваара, погибшего от меча Дориана Хокмуна в первой битве за Камарг, Флана Канберийская не оплакивала супруга и не держала зла на его убийцу. В конце концов, он был ее двенадцатым мужем, и, хотя любовные утехи этого злого, кровожадного человека долгое время доставляли ей удовольствие, но после того, как он отправился на войну с Камаргом, Флана, разумеется, не стала вести жизнь затворницы. Поэтому образ графа быстро потускнел в ее сердце впрочем, как и воспоминания о многих других ее любовниках: Флана была ветреной натурой.