Мечебоец
Шрифт:
Слав не ответил. Меж тем мужик продолжал говорить:
– Брось свою палку с жилами, все равно не поможет.
– Это почему? – спросил Слав, внимательно рассматривая людей.
Их облик изменился: зубы превратились в клыки, лица вытянулись, как у волков, глаза пылали алым пламенем, на руках отрасли длиннющие когти. "Боги, как же мне не везет! – подумал Слав. – Это же вовкулаки! А у меня всего одиннадцать серебряных монет. А их без малого четыре десятка".
– Понял? – оскалившись, прорычало существо бывшее ранее мужиком, с которым Слав разговаривал.
"А если так?" – подумал
– На! – спуская тетиву, крикнул он.
Свистнуло, и вовкулак схватился за стрелу, попавшую ему в глаз. С диким воем он покатился по земле, потом ноги дернулись, и оборотень затих. Его сородичи недоуменно разглядывали мертвое тело. Жуткий вой, пробирающий до костей, огласил проклятую весь. А Слав уже накладывал вторую стрелу. "Сначала надо выбить сильных мужиков и парней. Потом молодух и старух, детенышей бей мечом", – шептал легкий ветерок, шевеля его волосы. И Слав стал стрелять так, как никогда не стрелял. Тетива била по пальцам, свистели стрелы Рюрика, валились в пыль оборотни. За минуту Слав свалил больше десятка бывших когда-то людьми существ. И лишь только после того, как на землю рухнул последний мужик, вовкулаки опомнились и кинулись на него. Парень успел выстрелить еще четыре раза, а потом его захлестнула толпа. Черный клинок Слава запел победную песню, рассекая тела, отсекая конечности и головы. Ни какой клинок, если только не посеребрен, не смог бы справиться с оборотнем, кроме этого. Не зря отец говорил, что добавил в сплав какие-то травы против нечисти, и нашептал на дивное оружие множество заговоров. Нежить отпрянула, оставив под ногами у Слава больше десятка разрубленных тел. А седой парень снова схватился за лук, посылая стрелы в разбегающихся вовкулаков. Слав обшарил дома, выискивая спрятавшихся, и рубил их нещадно. Последней оказалась девочка, приведшая его в проклятую весь.
– Нет, – зарычала она, пытаясь увернуться от черного клинка.
Спустя мгновение ее голова слетела с плеч. И Слав вышел на улицу. Как ни странно, там стоял человек и рассматривал результаты учиненной им бойни.
– Я же тебя предупреждал, – не поворачиваясь, произнес он, – не сходи с дороги, берегись нежити, а тебе что в лоб, что по лбу.
– Но я же справился, – неуверенно сказал Слав, глядя на лешего.
– Скажи спасибо луку и мечу, – отозвался леший, хватая тело того самого мужика, который, видимо, был здесь за главного, и потащил его к дому. – На них особые заговоры наложены. Да и стрелы у тебя необычные. Давай, доставай нож и вырезай их. Работа не из приятных, но сделать это надо, нехорошо такими дорогими вещами разбрасываться.
Вскоре весь запылала, унося вместе с дымом сладковатый запах горелого мяса. Слав стоял и смотрел, как огонь пожирает покосившиеся, старые, покрытые кое-где мхом дома и вовкулаков, бывших хозяев лесного поселения.
– Руки вытри, – сказал леший, осматривая Слава с ног до головы. – Не покусали они тебя?
– Да вроде обошлось, – осматривая себя, неуверенно произнес Слав.
– Ну и ладно, – ухмыльнулся хозяин леса. – Нам здесь больше делать нечего, если ты, конечно, не хочешь заночевать здесь.
Слав оглядел багровые пятна свернувшийся крови и отражающееся в них пламя пылающих домов. Втянул носом воздух. Его едва не стошнило – сладковатый запах горелого человеческого мяса и шерсти проникал в легкие, мешая дышать.
– Нет, пожалуй, я выберу полянку поспокойней, – уверенно сказал он, отвязывая коня и садясь в седло.
– Тогда закрой глаза, – попросил леший, глядя на седого парня.
– Зачем? – удивился Слав.
– Увидишь, – загадочно отозвался леший, поднимая с земли большую сосновую шишку.
Удар в лоб едва не скинул Слава с коня. Удержавшись в седле, он открыл глаза и бросил руку на рукоять меча. Вокруг была зеленная трава и никаких признаков горевшей веси, только большая поляна, окруженная плотным кольцом дубов и сосен.
– Ну, чего расселся? – раздался за спиной голос лешего.
Слав обернулся, прямо посреди поляны под огромным пнем был вход в землянку, возле которого стоял хозяин леса.
– Ну проходи, что ли, – поторопил его леший. – А если не хочешь, можешь здесь оставаться, летом на воздухе хорошо.
Слав спрыгнул на землю и направился к лесовику.
– Как мы сюда попали?
– Небольшое волшебство, – пожав плечами, ответил хозяин. – В пределах леса я и не такое могу. Подумаешь, перенес тебя и коня к моему дому, всего делов-то, – и, он слегка пригнув голову, полез в землянку.
Славу же пришлось согнуться в пояс, чтобы пролезть.
– Да, низковат у тебя вход, хозяин, – отряхиваясь, заметил Слав, глядя на большую подземную пещеру, разделенную на несколько просторных комнат, посредине огромный стол из дубового спила, вокруг него ровные пеньки поменьше – стулья.
– Мне хватает, – ухмыльнулся мужичок. – Правда, дочка все время жалуется. Она немножко тебя пониже.
– Дочка?
– Конечно. Я что, не человек? – притворно обиделся лешак.
– Ну извини, – сказал Слав, усаживаясь за стол.
– Да чего уж там. Есть хочешь?
Слав кивнул, только сейчас он понял, что желудок уже давно грызет ребра, и если это не исправить, то скоро его тело будет таким же гибким, как у змеи.
– Зелена, – позвал лешак, – собери нам с гостем на стол.
Неожиданно у стола появилась красивая девушка, статная, с тонкой талией и высокой грудью, глаза цвета молодой листвы и вьющиеся до пояса волосы оттенка золотых листьев. Она ловко поставила на стол два глиняных кувшина и снова исчезла, чтобы появиться спустя мгновение с полными тарелками и различными мисочками. Через минуту стол был уставлен огромным количеством вкусностей.
– Ну, Зелена, молодец ты у меня, – похвалил дочку лешак. – Присядь, откушай с нами, да гостя развлеки. Он сегодня лесу большую услугу оказал.
Девушка опустилась напротив Слава и, окинув того быстрым презрительным взглядом, спросила:
– Он что, передумал дерево живое рубить и валежником для своего костра разжился?
– Зелена, – чуть повысив голос, сказал лешак, – этот паренек хоть и не намеренно, но сделал великое дело – всех вовкулаков перебил да проклятую весь пожег. Так что, оставь свои едкие замечания.
Девчонка обиженно фыркнула, но взгляд, брошенный на Слава, был уже не таким презрительным, и даже немного потеплел.