Меченые
Шрифт:
Туз понял, что переубедить капитана не удастся, и равнодушно махнул рукой. Невероятное напряжение последних часов сказывалось даже на его железном организме. Что уж тут говорить о капитане, который был вдвое старше годами и весь изукрашен шрамами от полученных когда-то ран. И оба молча согласились не тратить больше силы на бесполезные споры.
Сурок ворвался в сруб, тяжело дыша, в его темных глазах плескалась ярость:
— Гонец прискакал. Вассалы изменили и вырубили всех крикунов.
— Не может быть. — И без того бледное лицо Лося побелело еще больше, превращаясь на глазах
Туз с ужасом смотрел то на капитана, то на изрыгающего проклятия Сурка.
— А обоз?
— Обоз я привел назад, — Сурок обессилено махнул рукой. — Владетели замкнули последний круг, позади нас все в огне.
— Сволочи, — с трудом выдохнул Лось сквозь посиневшие губы.
— Нужно прорываться к Башне. — Глаза Туза стали ледяными.
— Топь, — подсказал Лось.
Сурок с сомнением покачал головой:
— Через эту топь никто и никогда не проходил.
— Я пройду, — сказал Туз твердо.
— Бери своих людей и иди. — Лось говорил почти спокойно, но руки его подрагивали в бессильной ярости, а в глазах стыло отчаяние.
Капитан не верил, что можно пройти по Змеиному болоту, но выхода все равно не было. Надеяться оставалось только на всегдашнее везение Туза. Третьему лейтенанту везло, он оставался цел там, где неминуемо гибли другие. Он умел ходить дорогами, которыми не ходил никто и никогда.
— Иди, — повторил Лось. — И отомсти за нас, если сможешь.
— А ты?
— Всем не уйти. Стая накатит раньше, чем мы углубимся в топь.
— А раненые? — спросил Сурок.
— Раненых разместишь в срубе и заложишь пороховой заряд.
— Нет. — Сурок отшатнулся.
— Да. — Лось произнес это слово с такой болью, что сержант не посмел больше спорить и быстро вышел из сруба.
— Ничего, — сверкнул злыми глазами Туз. — Я сумею посчитаться с владетелями.
Помолчали, не глядя друг на друга. Говорить больше было не о чем, все между ними было уже сказано. И в эту последнюю минуту каждый с особенной остротой ощущал собственную вину за все происходящее. Туз вскинул руку в прощальном приветствии и вышел из сруба, не оглянувшись.
Владетели с удобствами расположились на берегу мелководного ручья. Шутили, смеялись, однако нет-нет да и поглядывали на полыхающий огнем последний рубеж. Вой пламени успокаивал их растревоженные нервы. Почерневшие от копоти смерды, часто сменяя друг друга, угрюмо перекачивали горючую жидкость из огромного резервуара прямо в полыхающий ров. Два воина из дружины ярла Эйнара внимательно наблюдали за работающими. Смерды бросали время от времени недовольные взгляды на пирующих владетелей и о чем-то перешептывались.
— Конец меченым! — Владетель Хокан Гутормский крепкими зубами рванул кусок мяса, с удовольствием утоляя разыгравшийся аппетит.
Пожилой владетель Стриингфилдский, сидевший рядом с Хоканом, с сомнением покачал головой:
— Говорят, что им дьявол помогает.
Гутормский нервно засмеялся:
— Сквозь такой огонь и дьявол не проскочит. Не правда ли, благородная госпожа? — Гутормский повернулся к Гильдис: — Мы отомстили за твоего отца, за нашего друга Бента Сиигтунского, за старого Свена Заадамского, за многих благородных владетелей, сгинувших за сотни прошедших лет в подземельях Башни. За нашу землю! — Хокан поднял над головой наполненный до краев кубок. — За землю, освобожденную от проклятых пришельцев!
Владетели с удовольствием поддержали тост. Вино полилось рекой, клятвы в вечной дружбе — бурным потоком.
— Что будем делать с этими сопляками за холмом? — Владетель Бьерн Брандомский благородно рыгнул в ладонь.
— Рубить — так под корень, — вмешался Гутормский, — чтобы ни единого ростка не осталось на нашей земле. Это сейчас они сопляки, а через пять лет они наши кишки на свои мечи намотают.
Владетели зашумели. Благородный Хокан прав: меченые — волчье племя и в мести удержу не знают.
— Не по-христиански это, — возвысил голос владетель Стриингфилдский.
Хокан Гутормский едва не подавился куском:
— Бог с тобой, владетель, ты же только что утверждал, что меченые с дьяволом в родстве.
Маленькие поросячьи глазки Хокана обиженно уставились на пожилого владетеля. Постное лицо Стриингфилдского приняло подобающее случаю торжественное выражение.
— Детские души еще можно спасти.
— В Вестлэнде большой спрос на малолетних рабов, — развил его мысль Бьерн Брандомский. — Заморские купцы предлагают за щенков хорошую плату.
Стриингфилдскому пьяная прямота Бьерна не понравилась, но возражать он не стал. Зато бурно запротестовал благородный Хокан. Нельзя сказать, что Гутормский был слишком уж жестоким человеком, просто он был страшно обижен на меченых: сколько ходило слухов о несметных сокровищах Башни, а в результате оказался шиш с маслом. Когда владетельские дружины на плечах крикунов ворвались за стены, то ничего там не обнаружили, кроме беременных баб. А какую цену пришлось за это заплатить! Только во дворе Башни Гутормский потерял половину своих дружинников. Нет, смерть и только смерть, ну их к черту, этих меченых.
Подскакавший командир Ожской дружины Ульф склонился перед ярлом Гоонским:
— Дружины окружили меченых у холма и ждут твоих указаний.
— Какие они меченые? — возмутился захмелевший и потому справедливый Брандомский, презрительно кривя мокрые губы. — Пискуны они, а не меченые.
— Что прикажешь с ними делать, ярл Эйнар? — Ульф не обратил на Брандомского никакого внимания.
Бьерну это не понравилось, и он уже собрался проучить нордлэндского наглеца, но передумал. Ульф был человеком Гильдис Хаарской, расположения которой благородный владетель добивался все эти дни. Смущали, правда, небогатого владетеля слухи, весьма нелестные для дочери покойного ярла Гольдульфа, гулявшие по Приграничью, но, благоразумно рассудил Бьерн, деньги стоят репутации. Гильдис, унаследовавшая земли Ожские, Хаарские и Нидрасские, была баснословно богата, и это обстоятельство не могло не тревожить воображение окрестных владетелей. Брандомский ревниво покосился в сторону Хокана Гутормского, своего главного соперника. Гутормский, услужливо склонившись к Гильдис, что-то горячо ей доказывал. Но женщина не слушала любезного кавалера, все ее внимание было сосредоточено на ярле Гоонском.