Меченый (Заступник) (др. перевод)
Шрифт:
— Держу пари, что либо у их платьев высокий ворот, либо их мужчины лучше воспитаны.
— Высокий ворот, — со смехом признал Марик.
Он низко поклонился, придвинулся ближе и прошептал:
— Хочешь, подарю тебе энджирское платье с высоким воротом?
— И куда мне его надевать? — Лиша уворачивалась, пока вестник не зажал ее в угол.
— Поехали в Энджирс.
Лиша вздохнула:
— Хорошо бы.
— Кто знает, кто знает… — лукаво произнес вестник, поклонился и жестом предложил Лише первой войти в хижину.
Лиша
— Мастер Марик! — радостно произнесла Бруна. — Какая приятная неожиданность!
— Госпожа Джизелл из Энджирса передает вам наилучшие пожелания и просит вашей помощи в сложном деле.
Вестник достал из сумки свиток бумаги, перевязанный крепким шнурком.
Бруна жестом велела Лише взять письмо, откинулась на спинку кресла и закрыла глаза. Ученица начала читать:
— «Уважаемая Бруна, посылаю вам свои наилучшие пожелания из Форта Энджирса в год триста двадцать шестой после Возвращения…»
— Ученицей Джизелл была ужасно болтлива, и пишет она точно так же, — перебила Бруна. — Я не вечна. Перейди к делу.
Лиша просмотрела страницу, перевернула, изучила оборотную сторону. Нужный отрывок нашелся только на втором листке.
— «Мальчик, — прочитала Лиша, — десяти лет. Приведен в лечебницу матерью, жалобы на тошноту и слабость. Других симптомов нет, истории болезни нет. Прописан чернокорень, вода и постельный режим. Болезнь прогрессировала в течение трех дней, добавилась сыпь на руках, ногах и груди. Доза чернокорня постепенно увеличена до трех унций. Больному становилось все хуже, начался жар, сыпь пошла твердыми белыми чирьями. Мази не помогали. Началась рвота. Назначен сердцелист и мак от боли, мягкое молочко для желудка. Аппетита нет. По-видимому, не заразен».
Бруна долго молчала, переваривая услышанное. Затем взглянула на Марика:
— Ты видел мальчика?
Вестник кивнул.
— Он потел?
— Потел и дрожал, как будто ему одновременно жарко и холодно.
Бруна хмыкнула:
— Какого цвета были его ногти?
— Ногтевого, — ухмыльнулся Марик.
— Шутки со мной шутить вздумал?
Марик побледнел и замотал головой. Старуха допрашивала его еще несколько минут и время от времени хмыкала. Вестники славились наблюдательностью и цепкой памятью, и Бруна, похоже, не сомневалась в его словах. Наконец она жестом велела ему замолчать:
— В письме есть еще что-нибудь важное?
— Она хочет прислать ученицу, — ответила Лиша.
Бруна нахмурилась.
— «У меня есть ученица, Вайка, обучение которой подходит к концу, — прочла Лиша. — Как и у вас, судя по вашим письмам. Быть может, обменяемся обученными травницами, если вы не хотите учить с чистого листа?»
Лиша задохнулась, и Марик расплылся в понимающей улыбке.
— Читай, чего замолчала, — проскрежетала Бруна.
Лиша прочистила горло.
— «Вайка весьма талантлива и в состоянии позаботиться о жителях Лесорубовой Лощины. Она будет преданно служить мудрой Бруне и учиться у нее. Лише тоже пойдет на пользу ухаживать за больными в моей лечебнице. Нижайше молю мудрую Бруну оказать этому миру еще хотя бы одну милость, прежде чем покинуть его».
Бруна долго молчала.
— Мне нужно подумать, — наконец сказала она. — Иди в город, девочка. Поговорим, когда вернешься.
Она повернулась к Марику.
— Я дам ответ завтра. Лиша тебе заплатит.
Вестник поклонился и попятился за порог. Бруна откинулась на спинку кресла и закрыла глаза. Сердце Лиши бешено колотилось, но девушка знала, что лучше не мешать старой карге просеивать десятилетия воспоминаний в поисках лекарства для мальчика. Лиша взяла корзинку и отправилась в город.
Марик ждал ее на крыльце.
— Ты знал, что в письме, — упрекнула его Лиша.
— Конечно знал. Она писала при мне.
— И ничего не сказал!
Марик ухмыльнулся:
— Я пообещал тебе платье с высоким воротом. Обещание в силе.
— Посмотрим. — Лиша улыбнулась и протянула вестнику мешочек монет. — Твоя плата.
— Лучше заплати поцелуем.
— Ты мне льстишь! Неужели мои поцелуи дороже золота? Боюсь тебя разочаровать.
Марик рассмеялся:
— Радость моя, если бы я бросал вызов демонам ночи всю дорогу от Энджирса и обратно только ради твоего поцелуя, мне завидовали бы все вестники, побывавшие в Лесорубовой Лощине.
— В таком случае, — развеселилась Лиша, — я лучше подожду с поцелуями, чтобы не продешевить.
— Ты разбиваешь мне сердце. — Марик схватился за грудь.
Лиша бросила ему мешочек, и он ловко поймал его.
— Окажи мне хотя бы честь проводить травницу в поселок? — Он улыбнулся, расшаркался и подставил ей руку.
Лиша невольно улыбнулась.
— У нас в Лощине дела так быстро не делаются, — покосилась она, — но можешь понести мою корзинку.
Она повесила корзинку на протянутую руку и зашагала к городу. Вестник уставился ей вслед.
Когда они добрались до города, рынок Смитта бурлил. Лиша любила приходить пораньше, пока самые лакомые кусочки еще не разобрали. Она оставляла заказ у Дага-мясника и отправлялась в обход.
— Доброе утро, Лиша, — поздоровался Седой Йон, самый старый житель Лесорубовой Лощины.
Его седая борода, которой он очень гордился, была длиннее, чем волосы у большинства местных женщин. Когда-то Йон был могучим дровосеком, но к старости исхудал и с трудом опирался на палку.
— Доброе утро, Йон. Как суставы?
— Болят. Особенно руки. Иногда еле палку держу.
— И все же тебе хватает сил щипать меня всякий раз, когда я отвернусь, — заметила Лиша.
Йон хохотнул:
— Девочка, для такого старика, как я, это дороже любой боли.
Лиша достала из корзинки горшочек: