Мечи с севера
Шрифт:
Посыльный, видимо, добросовестно передал все сказанное стратигу, поскольку часом позже варяги увидели с высокой стены крепости, что Маниаково войско снялось с места и удалилось с развернутыми знаменами в пустыню, двигаясь на юг, как будто собираясь покорить Багдад.
Харальд спросил у эмира:
– Ты старше и опытней меня, ты многое повидал на своем веку. Как ты думаешь, правильно я ответил стратигу Маниаку или нет?
– Ты или очень мудр, или очень глуп, Харальд Суровый, – грустно проговорил старик. – Не мне судить об этом. Человек должен поступать так, как считает правильным в данный момент своей жизни. Лишь позднее он узнает, соответствовало ли его деяние Божьей воле. Одно я знаю наверное: если ты отречешься от своей ложной религии и станешь правоверным, будешь мне сыном, взамен бедного Камила.
– Мой брат Олав был великим христианином, государь, и не пристало мне отрекаться от его веры, – ответствовал Харальд. – К тому же, будь я твоим сыном, как смог бы я разграбить Мосул и послать обещанную добычу базилевсу?
Эмир кивнул:
– Если ты всегда столь непреклонен в своих рассуждениях, ты станешь отличным правителем, когда Аллаху будет угодно возвести тебя на трон.
Так Харальд подружился с эмиром. Уставшие после долгого перехода через пустыню варяги были рады возможности пожить по-человечески, поэтому они простояли в Мосуле целый год. Они остались бы дольше, да следующим летом в городе началась эпидемия чумы, так что было решено покинуть Мосул, чьи узкие улочки и дворики, казалось, дышали смертью. Может быть, со временем горячие ветры пустыни унесут заразу прочь от харальдова войска.
Перед тем, как варягам уйти из города, старик-эмир послал за Харальдом и сказал ему:
– За все время, что вы простояли у нас в городе, не было случая, чтобы ты или твои воины повели себя недостойно. Мы, турки, никогда не забудем варягов. По мнению моего великого визиря, вы ни в чем не уступаете туркам.
Харальд поклонился ему.
– Я многому научился у тебя, государь. Я непременно скажу базилевсу, что среди турок ничуть не меньше прекрасных воинов, чем в других виденных мной краях.
Эмир помолчал немного, а потом промолвил:
– Послушай совета человека, который, можно сказать, одной ногой уже в раю, и держись подальше от этого своего базилевса.
Харальд улыбнулся:
– Ты мудр, государь, и никогда не сказал бы такое без веских на то причин. Что же случилась?
– Я говорил с предводителем туркополов. Ты с ним знаком. Так вот, он узнал от одного ромейского соглядателя, которого его воины поймали в пустыне, что ваш стратиг Маниак вернулся в Византию и обвинил тебя в измене.
– Ничего другого я и не ждал, – заметил Харальд. – Маниак и прежде строил козни, но мне удавалось с ним справиться. Удастся и на этот раз.
Эмир отвел глаза.
– На сей раз все иначе. Михаил Каталакт публично приговорил тебя к смерти.
Харальд кивнул и проговорил с улыбкой:
– Этого можно было ожидать.
Эмир с интересом посмотрел на него.
– Ты отлично держишься. Даже мусульманин не смог бы лучше. Но, мой юный друг, неужели тебе не интересно, какой казни тебя хотят предать?
– Смерть есть смерть, государь. Жаль только, что я послал повозку добычи Каталакту. Боюсь, я был несправедлив к тебе и чрезмерно щедр к нему.
Эмир махнул рукой: это, мол, неважно.
– Послушай лучше, как тебя собираются казнить. Так вот, казнь будет принародная, на Ипподроме. Вначале тебе выколют глаза, потом отрубят кисти обеих рук и, наконец, когда все насладятся зрелищем казни, разорвут на части, привязав к четырем диким коням.
– Они еще называют себя самым цивилизованным народом на свете, – промолвил Харальд. – Мне жаль, что я залез в твою казну, государь. Чтобы хоть как-то поправить дело, я готов отказаться от второй половины добычи, которую хотел взять для варягов. Простишь ли ты мне тогда содеянное?
Он пал на колени перед стариком и низко склонил голову. Эмир долго не мог вымолвить ни слова. Наконец, он положил руки на харальдову голову и сказал:
– От всего сердца, сынок. Может, передумаешь, останешься со мной? Я бы все сделал, чтобы ты был счастлив. Народ наш любит и почитает тебя. Останься, и к тебе придет великая слава.
Харальд поднялся.
– Отец, человека добрее тебя мне не приходилось встречать с тех пор, как погиб брат Олав. Я бы остался, если бы мог, но чувствую, что должен искать славы не здесь, а в иных краях. К тому же, моим воинам не терпится покинуть Мосул. Но я всегда буду с любовью вспоминать о тебе.
Эмир отвернулся, чтобы Харальд не заметил его слез, и принялся шарить в шкафчике: будто бы искал свой Коран.
– Если не можешь остаться в Мосуле, отправляйся в Египет. Ради всего святого, не возвращайся в Византию. Я тебе дам письма к калифу. Мы с ним друзья.
Харальд молча подошел к окну, и выглянул на площадь.
– После того, что ты мне рассказал, отец, – проговорил он наконец, – я не смогу считать себя мужчиной, если не вернусь и не сведу счеты с Маниаком.
ПОПОЛНЕНИЕ
Харальд повел оставшихся в живых варягов назад, в Антиохию. От эмира он получил деньги, чтобы выкупить свои корабли, оставшиеся в антиохийской гавани, и сверх того множество подарков, в том числе осколок Истинного Креста в серебряной оправе с изумрудами, три молитвенных коврика с вытканными на них цитатами из Корана и икону в окладе из позолоченного серебра, которая, как считали, была оставлена в Антиохии после ужасного поражения в битве при Ярмуке войска императора Гераклия. Съестных припасов тоже было предостаточно.
Все это добро везли на повозках, одолженных эмиром, который к тому же послал большой отряд сопровождать варягов во время перехода через пустыню.
Расставание было горестным, но оставаться в Мосуле далее было нельзя. Эмир проводил Харальда до городских ворот, при всем народе обнял его на прощание и промолвил:
– Как исполнишь долг чести, возвращайся, сынок. Помни, здесь твой дом, здесь тебя всегда будут ждать.
Харальд преклонил колена перед стариком, но ничего не ответил.
Переход в Алеппо дался им куда легче, чем прошлогодний поход в обратном направлении: погода стояла прохладная, войско имело достаточно съестных припасов, к тому же теперь идти можно было налегке, без тяжелых лат. Правда, Харальд все равно жаловался, что потерял в этом походе слишком много воинов.