Мечи с севера
Шрифт:
– Чего нельзя сказать об их хозяевах, – заметил Ульв.
Они продолжали обмениваться глупыми шутками и смеяться, пока не забыли, с чего все началось. Между тем, все случилось по примете: в тот же день сломались еще две вещи.
Уже был виден восточный берег Сицилии. Справа мрачно вздымался высокий, с заснеженной вершиной вулкан, по обоженным склонам которого бежали вниз, к морю, с дюжину горных речек, издали похожих на тоненькие серебряные ниточки. У подножия горы тут и там поднимались желтоватые дымки: там были небольшие селения. Выше по склону сурово, как часовые, стояли темнохвойные сосны. Берег был суров и неприветлив, он, казалось, предупреждал мореходов, чтобы без оглядки плыли прочь от этих гиблых мест.
– Овцам пришлось бы здесь туго, – сказал Халльдор. – Пригодных под пастбища лугов почти совсем нет, а те, что есть, все выжжены солнцем.
– Мы сюда не затем приплыли, чтобы разводить овец, – заметил Харальд. – Теперь, когда я почти что добрался до Маниака, овцы занимают меня меньше всего.
– В Исландии даже величайшие воины не гнушаются подумать о своих овцах или, скажем, о покосе, – ответил Халльдор.
– Верно, – сказал Харальд, – и ловом рыбы они тоже промышляют. Но я что-то не слышал, чтобы все это занимало их в то время, когда они ищут врага. Например, когда Кари искал тех, кто пожег Ньяла, его не заботили ни овцы, ни сенокос, ни путина. Куда больше занимал его собственный меч, который расплавился, когда загорелся сарай.
– Таких молодцов, как Кари, один на тысячу, – промолвил Ульв. – Видать у Бога форма раскололась после того, как он отлил Кари [17] .
Тут им стало не до разговоров: вода меж двумя дамбами при входе в гавань бурлила, как в кипящем котле, и стоило двум головным драккарам приблизиться к этому месту, как их стало опасно мотать из стороны в сторону. Харальд и Эйстейн со всей силы налегли на рули, не давая своим кораблям перевернуться.
Когда же они вошли в узкий проход между дамбами, оставив далеко позади остальные драккары, Эйстейн крикнул:
17
События, о которых говорит Халльдор, описаны в «Саге о Ньяле».
– Что это там за штуковина такая в гавани, позади рыбачьих лодок? Вроде, дом на ножках.
Харальд был в тот момент слишком занят рулем, чтобы посмотреть, куда указывал Эйстейн. Когда же они успешно миновали опасный проход, пройдя менее чем в кабельтове от одной из дамб, вдруг послышалось громкое жужжание, и в их сторону полетел, описывая широкую дугу, здоровенный камень. Харальд что было сил налег на руль, но «Жеребец» не послушался: слишком сильно было в том месте течение. Камень ударил в мачту. Верхушка ее отломилась и упала за борт, а парус и снасти накрыли палубу.
– Думаю, теперь ты сам видишь, сын Баарда, что твой дом на ножках – всего лишь катапульта, – проговорил Харальд.
Они сделали все возможное, чтобы развернуть драккары и выйти из гавани, но «Жеребец» по-прежнему не слушался руля, хотя они и очистили палубу от снастей. Сдвинуть его с места было невозможно.
Эйстейн развернул было «Боевого Ястреба» и уже крикнул гребцам, чтобы налегли на весла, как второй пущенный из катапульты камень ударил «Ястреба» в пояс обшивки с правого борта, прямо под рядом щитов. От удара гребцы на этой стороне попадали друг на дружку, и получилась куча-мала, хотя никто не пострадал.
– Эй, говорил Гирик, что у нас сегодня сломаются еще две вещи, – мрачно проговорил Харальд. – Нежданными эти напасти не назовешь.
– Пока ты был занят рулем, они перекрыли проход двумя толстенными цепями, – сказал Халльдор. – Нам отсюда не выбраться, а остальные корабли не смогут прийти нам на помощь. Так что худшее, наверное, у нас впереди.
Харальд оставил руль, уселся на палубу, и принялся точить свой меч.
– Чему быть, того не миновать, – сказал он. – Мы угодили как мухи в паутину, но, прежде, чем паук пообедает нами, мы сумеем его хорошенько потрепать.
В эту минуту с разных сторон к ним устремились две длинные, черные, с низкой осадкой галеры, чем-то похожие на угрей. Они ощетинились копьями, и на носу у каждой стоял небольшой огнемет [18] . У толпившихся на галерах людей были белые тюрбаны и белые плащи, накинутые поверх доспехов.
– Одно радует: мы попались не ромеям, – промолвил Харальд. – И на том спасибо.
– Когда нас сожгут до самой ватерлинии, напомни мне сказать спасибо и за это, – сказал Гирик, – а то я что-то не чувствую никакой благодарности.
18
Огнеметами называли особые сифоны, из которых на вражеские корабли пускалась струя жидкого «греческого огня». Широко использовались в то время и арабами, и ромеями.
Харальд рассмеялся:
– Уж больно ты чувствительный. Такое случается то и дело, то тут, то там.
– Знаю, – ответил Гирик, – но по мне все-таки лучше, когда это случается с другими.
Тут передняя галера, бывшая от них уже в пределах полета стрелы, приблизилась еще немного, и стоявший на носу человек в синих одеждах крикнул им:
– Кто вы, ромеи или норманны?
В ответ Харальд прокричал в кожаный рупор:
– Ни то, ни другое. Мы – варяги из Византии. Разыскиваем Маниака. У нас, Харальда сына Сигурда и его дружины, с ним свои личные счеты.
Человек в синем завопил:
– Выйди вперед, чтобы я мог убедиться, что ты действительно Харальд сын Сигурда.
Харальд так и сделал. Он вышел вперед, встал в полный рост и откинул назад свой плащ, чтобы его лучше можно было разглядеть.
Незнакомец в синей одежде помолчал немного, а потом сказал:
–Теперь я вижу, кто ты. Я – эмир Сиракуз, и не числю Маниака среди своих друзей. Выбирайте, что вам больше по душе: быть сейчас же сожженными вместе с кораблями или сойти на берег, где вас примут как друзей.
– А что тебе обычно отвечают на этот вопрос? – поинтересовался Харальд.
Тот рассмеялся прямо в свой рупор и сказал:
– Ладно, сын Сигурда, мы возьмем вас на буксир и отведем в гавань как друзей. После захода солнца, когда мы убедимся, что у вас добрые намерения, я прикажу убрать цепи, чтобы остальные твои корабли также могли войти в гавань.
– Хорошо, что все так вышло, – заметил по-прежнему не встававший со своего ложа Ульв. – Если бы они пошли на абордаж, я со своей хворью не смог бы показать себя в свалке.