Мечта
Шрифт:
— Субботин с тобой?
— Нет. Уже нет. И больше не будет.
— Поссорились?
— Разошлись. У нас дороги разные.
— Он подписал нашу практику, мне дядька звонил, поставил в известность. И как теперь?
— Не сейчас, Кира. Мне пора.
Я отключилась, и подумала, что-то, что он подписал практику, хорошо. У меня есть шанс, хоть издали увидеть его. Но я отмела эту дурацкую мысль и пошла в душ. Надо с папой поговорить. Может, у него в компании можно будет пройти практику. И вообще, надо браться за ум и начинать учиться. Нам с малышом нужна профессия и деньги, честно заработанные деньги.
Я сложила все для выписки мамы в два пакета и поехала в роддом. Она уже ждала меня.
— Ты
— Да, а что сейчас такси вызовем к роддому. Доедем, не беспокойся.
— Вовка где?
— Не знаю. Мы расстались вчера.
— А брюхо?
— Мое, мама я у тебя помощи не прошу и к тебе со своими проблемами не обращаюсь.
— Вот ты как заговорила? — она забрала пакеты, а я пошла в ординаторскую.
— Можно? — Тот врач сидел за столом и что-то писал.
— А, Машенька, заходи. Что-то беспокоит?
— Нет. У меня все хорошо. Я пришла извиниться, что побеспокоила Вас. Я буду наблюдаться по месту жительства. У меня нет денег на Ваши консультации, а напрягать папу я не хочу. У него семья, у меня братья подростки.
— Машенька, все оплачено, вплоть до родов. И за Вашу маму тоже.
— За маму спасибо, а я увы не могу. Так что спасибо и прощайте, Вы отметку поставьте в моей карте.
— Вы хотите прервать беременность? — спросил он с нотками беспокойства в голосе.
— Нет, просто учусь жить самостоятельно и принимать правильные решения. Я буду рожать, даже не думайте иначе.
— Жаль. Машенька, жаль. Я хороший врач.
— Даже не сомневаюсь. Но так надо.
Он проводил нас с мамой до дверей, и мы на такси вернулись домой.
Дома было очередное выяснение отношений. И почти истерика, когда я сказала, что домработницы больше не будет. Продукты в доме не появились, мне пришлось сходить в супермаркет. Потом мама отказалась готовить. Ей все было тяжело. Она занималась сыном, а на меня только покрикивала. То не так, это не так, тут постирай, купи порошок специальный для детских вещей, и все крутилось вокруг нее и ее сына. Она при мне звонила Герману, и обещала приехать через две недели.
Две недели я пожалуй выдержу. Между нами как будто черная кошка пробежала. Она и разговаривала со мной сквозь зубы. Видимо, я совсем не оправдывала ее надежд. Ну и ладно. Нам не жить под одной крышей.
Бабуля звонила, спрашивала, как я маме помогаю, очень беспокоилась и за нее, и за меня. Сказала, что точно не вернется. Надо мальчиков растить. Я скучала по ней, но привыкла одна. И во время разговора, я осознала, что хочу остаться одна. Это мое комфортное, нормальное состояние. Это то, к чему я стремилась.
Если бы вы знали, как я устала в эти две недели. Учеба, за которую я взялась основательно, магазины, покупки, готовка, так как мама готовить не собиралась. Она была на меня сердита за ту истерику и теперь отыгрывалась по полной. Стирка и уборка тоже достались целиком мне. Еще она могла подойти к серванту, или телевизору, провести пальцем и с победоносным видом показать мою нерадивость, в виде наличия пыли. А потом, перед самим отъездом выговорила мне, что разочарована во мне и счастлива, что мы живем раздельно. Что я дура свою судьбу упустила, и что я ни копейки от нее не получу. Мы даже в аэропорту не обнялись. Так она и улетела в Канаду с обидой на меня.
С папой я встречалась только на моей территории. После того, как Света все рассказала моей маме, я старалась у них не бывать. Короче весь мир был против меня и я против всего мира. Папа как обычно приносил мне деньги на жизнь, оплачивал мою учебу и квартирную плату. Но теперь брать у него деньги было почему-то стыдно. Раньше, я брала и ни о чем не думала, а теперь понимала, что Света сердится, у них семья, а тут я и еще с ребенком. Но как заработать я не знала. Учеба съедала много времени и уход за мамой с малышом тоже занимал почти пол дня. Зато, как только они уехали, время освободилось. А свободное пространство пустым не бывает, в голову лезло всякое, и там плодилось и размножалось, меняя картину мира, да и саму меня. Идя по улицам я стала видеть тех же таджиков, убирающих территорию, я стала здороваться с нашим дворником, хотя его раньше не замечала. И у него тоже была семья, и дочь, моя ровесница, только где-то очень далеко. И он скучал по родным. Но должен был их обеспечить. Вот и жил в каморке в полуподвальном помещении, убирал наш двор и брался за любую работу. А еще я скучала. Совершенно дико тосковала по Нему! Я пыталась убедить себя, что пройдет. Что отпустит, но не проходило, да и не могло пройти. Десять лет я мечтала о Нем, и не просто о Нем, а о нашем совместном будущем, и сама собственными руками все разрушила. Я так и спала с его ключами под подушкой и футболкой в руках. Очень хотелось с кем-нибудь поговорить, но с кем? С папой? Так он последнее время смотрел на меня осуждающим взглядом. Со Светой вообще теперь не разговаривала. С бабушкой по телефону, или по скайпу, так она человек другого поколения, да и с двумя внуками она совсем зашивается. С мамой мы говорили сквозь зубы, и только Герман общался со мной легко и свободно. Но с ним мы говорили просто ни о чем. Приближалась практика. И меньше всего я хотела проходить ее в Его компании. Просила папу, но он сказал, что за неделю ничего сделать не может. А девчонки с курса завидовали мне с Кирой, многие вообще не смогли найти место прохождения практики, а без характеристики с места прохождения, курсовая сильно тускнела. Работу я найти тоже не могла. Куда не сунусь, все смотрят на живот и просто показывают на дверь. Даже клининговую кампанию простой рабочей и то не взяли. А тут еще Кира все в душу влезть пытается. Я ей сказала, что поссорились в очередной раз и разбежались, что все хорошо, просто замечательно, а она не верит. Вот и сегодня посекретничать решила. А мне так тошно!
— Маш, ты мне долго врать будешь?
— О чем?
— Что на самом деле у тебя с Субботиным?
— Говорю совершенно честно — ничего. Мы расстались совсем, навсегда. Видишь, у меня больше нет тени, за мной никто не заезжает, я учусь, нагнала все, где отстала и у меня все хорошо.
— Очень хорошо! Глаза потухли или со слезами, и живот уже хорошо виден. Дядька вчера к нам приходил. Жаловался, что на работе дурдом. Шеф с ума сошел. Орет на всех, все ему не так. И там говорит, что-то с Федором замутил. Федор ему не только начальник охраны, но и друг.
— Я знаю, но мне все равно.
Я попыталась сохранить безразличное выражение лица, но внутри все пело. Орет на всех, значит переживает, а так хочется верить, что переживает из-за меня!
====== Все не так ======
Сегодня я встала раньше обычного. Надо выглядеть. Вот просто очень надо. Еще вчера перемерила все юбки и все брюки, но на мне ничего не сходится. Пришлось тащиться в магазин. Нашла платье в отделе для беременных, строгое и стильное, а еще юбку на резинке, до шестидесятого размера пойдет, и блузку разлетайку — белую, с кружевами. Вот это я и надела. Туфли бессовестно жали, но ничего, разносятся. Подвела глаза, волосы оставила распущенными. Все! Готова!
До офиса я добралась удивительно быстро. Вошла. На проходной получила пропуск и инструкцию, как попасть в бухгалтерию. Там меня встретила очень приятная женщина лет пятидесяти. Она оказалась главным бухгалтером Верой Алексеевной. Мне показали мое место, компьютер, где можно попить чай или кофе. В обед обещала нас с Кирой проводить в столовую. Потом сказала, что ее дочке двадцать два.
— Машенька, а Вы замужем давно? — как-то неожиданно спросила она. Кира вытаращила глаза, а я растерялась.