Мечтать не вредно
Шрифт:
Мама налила мне уже третью чашку чая, и я закрыла глаза, блаженно отдаваясь неге и теплу родного дома.
По радио пела Селин Дион, и Эльвира решила подпеть ей тихонечко, таким полусонным и умиротворяющим голосом, что я вдруг ощутила, как я счастлива. То есть не важно, что было вчера. Не важно, что будет завтра. Даже если добрый ангел подарил мне только сегодняшний вечер, до конца которого оставалось совсем чуть-чуть времени, это все-таки счастье.
Поэтому я улыбнулась. Маме, которая наливала чайник, не переставая тихо ворчать,
Наверное, всему миру, даже если…
В дверь позвонили.
Мир идиллии был разрушен грубым вторжением суровой реальности, от которой я так хотела бы навеки спрятаться!
Мама пошла открывать, и, услышав в коридоре мужские голоса, мы с Эльвирой переглянулись.
Оказывается, Эльвира тоже боялась. И как это ни странно, ее панический ужас, отразившийся на лице, сразу переставшем быть таким сонным, меня успокоил. Ну не я же одна их боюсь!
— Черт, — пробормотала она, — кто бы это мог быть?
Она явно была перепугана больше меня.
— Сейчас, — сказала я и решительно двинулась к двери, прихватив для пущей уверенности в завтрашнем дне небольшую, но очень тяжелую кастрюльку.
Раз уж под рукой нет другого оружия, то сойдет и это.
Эльвира сразу проснулась и сейчас таращила на меня восхищенные глаза:
— Ну ты даешь! А если это бандюги?
— Не могу же я бросить им на растерзание собственную мать, — делая над собой героическое усилие, сказала я. И шагнула в темноту коридора, где царила к тому же подозрительная тишина.
Присмотревшись, я увидела две высокие мужские фигуры. Страх тут же обуял меня, как в готических романах. По всей вероятности, нормальному человеку вредно переживать столько катаклизмов. Потому что, когда за моей спиной раздался скрипучий голос, прооравший: «Паша хороший!» — мои ноги подкосились и я от ужаса закрыла глаза.
Замахнувшись при этом кастрюлей, я так и замерла, внезапно услышав голос мамы:
— Саша? Что это с тобой?
«Как что? — собралась воскликнуть я. — Пытаюсь вырвать тебя из лап бандитов!»
Но голос, хорошо мне знакомый, успокаивающе произнес:
— Галина Михайловна, это у нее сейчас пройдет. Мы сами виноваты — притащились в такое время!
Я открыла глаза и с облегчением вздохнула.
От собственного страха, погрузившего мое сознание в непроглядную темноту, я не узнала Пенса и моего обожаемого босса!
Они стояли и смотрели на меня с таким плохо скрываемым счастьем, что мне стало тепло и хорошо снова. Я опустила кастрюлю, даже не заботясь о том, что наверняка выгляжу ужасно смешно.
— Привет, — сказала я, улыбаясь. — Давно не виделись.
— Да уж, — усмехнулся Лариков. — Куда как давно! Мы уже тут успели все состариться, пока ты отдыхала на даче у какой-то Лены!
Честно говоря, я ничего не поняла из того, что мне тут наговорили. У какой это Лены? На какой даче? И почему мама так упорно именует Леной ни в чем не повинную Эльвиру?
Все свои вопросы я пока отложила. Не надо беспокоить маму.
Но, похоже, тут за моей спиной плелись трудно доступные моему уму в его теперешнем потрясенном состоянии интриги. Надо с этими интригами попозже все-таки разобраться. Может быть, станет понятнее, что за история приключилась с Филиппом?
«Бог ты мой, как хорошо, что я не огрела своего босса кастрюлей по голове! — счастливо вздохнула я, когда мы перебрались в мою комнату, где Эльвира не преминула развалиться на моей кровати, умудрившись худеньким своим телом занять ее всю. — Он бы потом наверняка лишил меня премии!»
Мама, так и не переставшая называть Эльвиру Леной, широко зевнув, сообщила, что теперь, когда треволнения за пропавшую доченьку позади, она может и поспать, ушла в свою опочивальню. Что, честно говоря, всем нам было только на руку — при ней мы старательно изображали невинных младенцев, немного порезвившихся на воле. Стоило только двери закрыться, Лариков сурово посмотрел на меня и спросил:
— Ну, моя дорогая, рассказывай, как ты докатилась до такой жизни. Что ты устроила в Волчьем логове и зачем украла какую-то Эльвирочку с попугаем?
— Никого я не крала! — возмутилась я. — Вот она — Эльвирочка. Она сама со мной оттуда уехала. А что до попугая — не могла я его там оставить! Он был моим единственным дружком в неволе, так что же я, друга брошу, что ли?
— А я-то считала, что меня ты тоже числишь в друзьях! — мигом проснулась возмущенная Эльвира.
— Тебя я потом уже нашла, — успокоила я ее.
— Фигушки, это я тебя нашла! Вспомни-ка, кто пришел нарушить твое одиночество с бутылочкой джина?
— Ладно, девочки, не ссорьтесь, — попросил Ларчик. — Лучше расскажите вразумительно, что там у вас произошло. Как вообще наша любимая Александра Сергеевна очутилась у Волкова?
— Любимую вашу Александру Сергеевну похитили, — сообщила я. — Прямо из офиса. Сунули мне в нос платок, пахнущий как нестиранные сто лет носки, и нахально утащили.
— Вот это фишечка! — озадаченно пробормотал Лариков. — И зачем, можно узнать?
— Чтобы выдать меня замуж, — ответила я печально.
Они переглянулись.
— Как я тебе и говорил, — сказал Ларчик Пенсу. Пенс сдвинул брови и посмотрел на меня с ревнивым осуждением.
— И ты ничего не имела против? — спросил он, почти не скрывая свою глубокую обиду и душевную рану, которую нанесла ему моя ветреность.
— Пенс, иногда мне кажется, что ты меня принимаешь за кого-то другого, — возмущенно сказала я. — Что я могла сделать? Расстрелять их всех из автомата Калашникова и гордо удалиться с неутерянным чувством собственного достоинства? Вот если тебя украдет какая-нибудь психованная из воровского клана, я тоже потом начну устраивать тебе сцены ревности!