Мечтательница из Остенде
Шрифт:
— Я должен кое-что объяснить вам, — сказал он, с наслаждением сделав первый глоток.
— Вы ничего мне не должны, и я терпеть не могу объяснений.
— Тогда скажите сами: что же, по-вашему, со мной случилось?
— Понятия не имею. Если так, сразу, то вот мое предположение: вы родились нынче утром и, подобно Афродите, вышли из морской пены.
— А еще?
— Вы сидели вместе с другими рабами в трюме корабля, увозившего вас в Америку; судно было атаковано пиратами и затонуло на остендском рейде, но вам удалось каким-то чудом избавиться от цепей и вплавь добраться до берега.
— А каким же образом я попал в рабство?
— Это ужасное недоразумение. Судебная ошибка.
— Ага, я вижу, что вы на моей стороне!
— Конечно.
Развеселившись, он указал на тысячи книг вокруг нас:
— Вы их читаете?
— Да, несколько лет назад я освоила алфавит и теперь вовсю этим пользуюсь.
— Нет, вряд ли алфавит наделил вас такой буйной фантазией…
— О, меня столько раз корили моей фантазией. Так, словно это недостаток. А вы что о ней думаете?
— Она меня просто восхищает, — протянул он с улыбкой, которая меня смутила.
Я вдруг утратила дар речи. Мое воодушевление уступило место беспокойству. Что я делаю, сидя в своем доме одна, вернее, наедине с незнакомцем, обнаруженным в голом виде среди кустов? Логика подсказывала мне, что его следует бояться. По правде говоря, в глубине души я и впрямь испытывала ощущение надвигавшейся опасности.
Я попыталась внести ясность в ситуацию:
— Сколько же времени вы скрывались там, в дюнах, поджидая прохожих?
— Много часов. До вас я уже окликнул двух гулявших дам. Но они сбежали так быстро, что я не успел объяснить им, в чем дело. Я их ужасно испугал.
— Может, не вы, а ваш… наряд?
— Ну разумеется, мой наряд. Однако это самое простое, что я смог придумать.
И мы оба от души расхохотались.
— Я сам во всем виноват, — продолжал он. — Вот уже несколько недель я живу здесь, неподалеку, с моей семьей, и нынче утром мне захотелось поплавать. Я поставил машину за дюнами, хорошенько заприметил то место, затем, увидев, что на пляже нет ни одной живой души, сложил одежду на песок, прижал ее камнем и долго плавал. Но, вернувшись на берег, не нашел ни камня, ни одежды, ни машины.
— Улетучились? Или украдены?
— Знаете, я вовсе не уверен, что вышел в том же месте, где входил в воду, — я не очень-то наблюдателен. Да и как можно отличить одну песчаную дюну от другой?!
— Или одну скалу от другой.
— Вот именно! Потому-то я и не стал просить вас поискать мой автомобиль за дюнами, ведь я представления не имею, где он может быть.
— Вы очень легкомысленны!
— О, я так захотел поплавать в море обнаженным, что не смог побороть искушение. Морской простор звал меня.
— Я вас понимаю.
И верно, я хорошо понимала его. Мне казалось, что он так же одинок, как я, и потому природа оказывает на него такое же пьянящее воздействие. Но тут у меня зародилось одно подозрение.
— А вы были намерены вернуться на сушу?
— Вначале — да. А потом, когда плыл по течению, — нет. Мне хотелось, чтобы это продолжалось вечно.
Он пристально взглянул на меня и медленно произнес:
— Но я не самоубийца, если вы это имели в виду.
— Именно это.
— Я люблю заигрывать с опасностью, в таких случаях я прямо-таки дрожу от азарта, и когда-нибудь, наверное, совершу что-то ужасно безрассудное, но не испытываю никакого желания умереть.
— Скорее, желание жить?
— Именно так.
— И бежать от чего-то…
Эти слова явно застигли его врасплох, и он плотнее закутался в плед, словно хотел отгородиться от моей, смутившей его, проницательности.
— Кто вы? — спросил он.
— А вы как думаете?
— Моя спасительница, — прошептал он с улыбкой.
— И все? А ну-ка, давайте проверим, наделены ли и вы даром фантазии.
— О, боюсь, что я освоил лишь алфавит, а с фантазией у меня плохо.
— Впрочем, разве это важно, кто мы на самом деле? Вот вы для меня — прекрасная живая статуя, которую я нашла на пляже, отогрела и сейчас одену во что-нибудь, дабы поскорее вернуть вашей жене.
Он нахмурился:
— Почему вы говорите о моей жене? Я не женат.
— Простите, недавно вы упомянули о своей…
— …семье. Я живу здесь с родными — родителями, дядями, кузенами.
До чего же я глупа! Я сболтнула, что он прекрасен, лишь потому, что считала его женатым, и теперь сгорала от стыда, как будто сама явилась перед ним неприлично обнаженной. Он внимательно разглядывал меня, склонив голову набок:
— А вы… разве ваш муж не здесь?
— Нет. Сейчас — нет.
Он явно ожидал более подробного ответа. Я же поспешила отойти к камину и начала ворошить горевшие поленья, пытаясь собраться с мыслями… Я понимала, что этот человек безумно нравится мне, и чувствовала, как меня охватывает смятение. Теперь я уже не хотела, чтобы он ушел, но в то же время никак не могла решиться сказать ему, что живу одна в доме. Вдруг он этим воспользуется… А собственно, чем этим? Соблазнит меня? Что ж, я не против. Обворует? Если вспомнить о его „костюме Адама“, то он скорее жертва воровства, нежели вор. Нападет на меня? Нет, не похоже, он не производил впечатления агрессивной личности.
Обернувшись к нему, я пошла напролом:
— Скажите, вы опасны?
— Смотря для кого… Для рыбы, для зайцев и фазанов — несомненно, поскольку занимаюсь и рыбной ловлей, и охотой. Но для всех остальных…
— Ненавижу охотников.
— Значит, вы ненавидите меня.
Он с улыбкой бросал мне вызов. Я снова уселась перед ним.
— Я заставлю вас изменить свое мнение…
— Мы знаем друг друга всего несколько минут, а вы уже намерены изменить меня?
— Мы совсем друг друга не знаем. — Запахнув поплотнее плед, он негромко продолжал: — Хочу ответить на ваш вопрос: нет, вам не стоит меня бояться. Я бесконечно благодарен вам за то, что вы вытащили меня из этой глупой переделки и храбро впустили к себе в дом. Но я не хотел бы злоупотреблять вашим гостеприимством… Возможно ли позвонить отсюда, чтобы за мной приехали?