Мед для медведей
Шрифт:
Караул! Пол почти бегом рванул к левому бор ту, где собрались все пассажиры, желавшие высадиться на берег. Вокруг царило оживление. Люди смотрели вниз и радостно смеялись.
Пол пробился через толпу и увидел, что на берег как раз сходит докторша, несмотря на жару летнего вечера, очень тепло одетая.
Инвалидное кресло несли двое: сзади – неизменный Мэдокс, а впереди – тощенький, одетый в синюю хлопчатобумажную форму носильщик, на долю которого пришлась основная тяжесть ноши. Он гнулся под ней, как под ударами кнута, подбадриваемый бодрыми выкриками Мэдокса и оживленной
Слегка повернув сухонькую голову, Таерсис крикнул ожидающим на борту студентам:
– Монахи! Падшие школяры! Учитесь никогда ничего не бояться!
Старческая рука изо всех сил сжимала тросточку с головой собаки и в бессильной злобе потрясала ею.
Что-то здесь не так, подумал Пол, это уже явный перебор. Эта мумия ведет себя очень уж подозрительно. Но тут же он отвлекся, заметив тележку с багажом, которая медленно катилась по рампе. Ему даже показалось, что он узнал свои чемоданы.
Господи, ну как ее вытащить на берег, если она все время спит!
– Ленинград, – прошептал он и жадно посмотрел вокруг.
у трапа толпились люди с цветами, встречающие своих близких. Их одежда была дурно сшита словно все советские люди, как один, одевались не у портных, а у их подмастерьев, далеко не лучших. Чуть поодаль работали краны, перетаскивая с берега и на берег грузы, сновали погрузчики. Прикатила команда телевизионщиков, состоящая исключительно из девушек в унылых цветастых платьях, – режиссер, ассистент, оператор. Железным занавесом всегда пугали детей. И вот они здесь. И ничего страшного. Все обычно, как везде.
Тележка с чемоданами доехала до середины рампы и свернула в здание вокзала. А люди внизу терпеливо ждали. Одни курили, другие нервно вертели в руках букеты. На ногах у всех были весьма посредственно сделанные туфли или босоножки. Теперь на рампу въехал доктор Таерсис. Он гордо восседал в коляске, подталкиваемой его вечным и верным спутником – Мэдоксом. Студенты оживленно приветствовали мумию. Пол не выдержал и бросился бегом обратно в каюту. И сразу все изменилось. Ленинград исчез, осталась только каюта, маленькая клетушка, в которой они проводили время между отправлением судна и его прибытием. А в ней мирно похрапывала Белинда.
– Дорогая! – Пол весьма чувствительно потряс ее за плечо. – Просыпайся. Нам пора на берег.
Ответа не последовало. Она перевернулась на спину, и взору Пола предстал открытый рот. Но издавал он только храп. Она серьезно отключилась. Возможно, назначенное ей успокоительное оказалось вовсе не таким уж мягким. Пол сильно встряхнул спящую, но сумел добиться от нее лишь нескольких невнятных слов, среди которых он с удивлением узнал произнесенное по-русски «люблю».
Очень странно. Пол готов был поклясться, что она не знает ни слова по-русски. И тем не менее откуда-то из потаенных глубин ее подсознания всплыло именно русское слово. Непонятно.
Пол с благодарностью вспомнил Роберта, которому он был обязан своими знаниями русского языка. Затем он предпринял еще одну довольно энергичную попытку разбудить Белинду, но скоро убедился, что это бесполезное занятие.
Тогда
А если Мизинчикова не окажется в гостинице? Все равно будет намного безопаснее забрать чемоданы со склада и запереть их в гостиничном номере. Очевидно, имеет смысл отвезти их на такси до «Астории», а потом вернуться обратно. Белинда, скорее всего, даже не успеет проснуться. А судно никуда не денется. Оно будет стоять здесь, у причала. Его маршрут точно указан в расписании. Они проведут два дня в Ленинграде, затем последуют Хельсинки, Росток, Тилбери и Гавр. Пол быстро вернется, судно останется на месте, и Белинда будет сладко спать.
Решившись, Пол вырвал листок из блокнота и размашисто написал: «Дорогая, я уехал в отель, чтобы обо всем договориться. Не переживай, скоро вернусь. Надеюсь, тебе лучше. И поверь, нет никаких оснований чувствовать себя виноватой». Немного подумав, он решительно зачеркнул последнее предложение.
На всякий случай он еще раз встряхнул Белинду, но она даже не пошевелилась. Уверившись, что он все делает правильно, Пол прихватил плащ и покинул каюту.
В административном офисе сидел незнакомый круглолицый офицер. Взглянув на него, Пол неожиданно позабыл все свои знания русского языка. Попытка объяснить знаками все, что он хотел сказать, вылилась в весьма выразительный спектакль.
А в это время на заднем плане высаживались на берег студенты. Среди них Пол успел заметить некоторых участников ночной оргии безбожников, теперь одетых почти нормально. На падшем ангеле, например, был шерстяной костюмчик, правда несколько неряшливый.
Маленький офицер терпеливо и бесстрастно досмотрел разыгранную Полом пантомиму, при помощи которой он хотел сказать, что его жена больна и спит под воздействием официально назначенного ей советским доктором успокоительного, поэтому ей лучше пока остаться на судне, в то время как он…
– Да, да, да, – кивнул офицер, и Пол присоединился к толпе жаждущих высадиться на берег.
Он спустился по трапу, потом людской поток отнес его чуть-чуть в сторону, и Пол внезапно обнаружил себя в плотном кольце русских, от которых пахло грузинским вином, борщом и крепким табаком.
Причем он их почти всех знал. Это были советские музыканты, которых встречали родные и близкие, – Коровкин, Ефимович, Видоплясов, Холмский и некоторые другие, кого Пол не знал по именам, но неоднократно встречал на судне. Почему-то вместе они напоминали толпу ремесленников, вышедших погулять в свой законный выходной. Они несли коричневые бумажные пакеты и картонные чемоданы. Их радостно приветствовали женщины. Вокруг звучали звуки поцелуев, из рук в руки передавались букеты слегка увядших цветов.