Мед для медведей
Шрифт:
– Все очень просто, – улыбнулся Пол. В комнате повис густой туман от дыма советских папирос, и лица сидящих немного расплывались. – Эти письма писал не я. Посмотрите на подпись. Видите? А теперь взгляните на мой паспорт. – Он засунул руку во внутренний карман (Карамзин насторожился) и вытащил паспорт (Карамзин расслабился). – Убедились? Я – совершенно другой человек.
Только теперь Пол осознал, что происходит что-то странное. Причем началось это еще у столика представительницы «Интуриста». Почему эта девушка, в соответствии с установленным порядком, не потребовала его паспорт?
– А что случилось с Мизинчиковым? – спросил он.
Русские внимательнейшим образом изучали его паспорт и ответили не сразу. В конце концов Карамзин сказал:
– Он поступал неправильно. Продавал туристам рубли в туалете. Черный рынок, понимаете? Но его поймали.
– А сколько он давал за фунт? – заинтересовался Пол.
– Пять рублей. И два за американский доллар. Это нелегально, – объяснил Карамзин. – Это подрывает… черт, забыл слово… финансовую основу советской экономики.
– Понятно… – протянул Пол, хотя почти ничего не понял. Ему было слишком сложно сразу же постичь проблемы социалистической действительности. – Значит, Мизинчиков в тюрьме?
– Он ждет суда, – важно ответствовал Карамзин, после чего снова заглянул в паспорт. – Гасси. Но это не то имя, которое мы здесь имеем.
– Вы имеете в виду подпись в этих письмах? Это имя моего друга. Он мертв.
Оба гостя рассматривали Пола с неподдельным интересом.
– Итак, – заключил Зверьков, – смерть, конечно, является суровым наказанием. Но число серьезных преступлений в Англии чрезвычайно велико. – Последний тезис он провозгласил, а не предположил. – За контрабанду и нелегальные валютные операции Мизинчиков получит несколько лет тюрьмы или его отправят в исправительно-трудовую колонию. Но это преступление, естественно, не заслуживает смертной казни.
– Мой друг, – запротестовал Пол, – не был преступником.
– То есть как? – возмутился Зверьков. – Между прочим, Мизинчиков с радостью во всем сознался. Он осознал, что долгое время поступал неправильно, и раскаялся. А ваш друг тоже поступал неправильно. Он занимался контрабандным ввозом капиталистических товаров в советскую страну. Этот варварский акт имеет целью подорвать экономические основы государства, разрушить молодое советское производство. А вы говорите, что он не преступник.
– По британским законам он – не преступник.
– Он хотел, – сказал Карамзин, – разрушить советскую экономику.
– Зачем? – удивился Пол. – Ему вовсе не мешала социалистическая экономика. Он только хотел дать людям то, что они хотели. И они с радостью это брали. Ведь ваши люди ужасно одеты!
Искренние слова Пола явно не понравились Карамзину. Он вскипел и со всего размаху стукнул кулаком по столу. Старинный телефон подпрыгнул, жалобно тренькнув, а листок с гостиничными телефонами плавно спланировал на пол.
– Какая мерзость! – проревел он. – И вы еще имеете наглость называть себя туристами? А мы так мягко с вами обходимся! Негодяй! – рыкнул он по-русски. Этого слова Пол не знал. – Подлец! – добавил он, глядя на Пола налитыми кровью глазами. Тоже новое слово.
Зверьков успокаивающе похлопал своего спутника по плечу.
– Преступник – он и есть преступник, – заметил он. – Ваш друг, несомненно, был прирожденным преступником. Преступность расшатывает основы общества. Но ваш друг больше никогда не будет преступником. И согласитесь, он заплатил за свое преступление по самой высокой ставке.
– Мой друг, – громко сказал Пол, – умер от сердечного приступа. У него было слабое сердце. Он был военным летчиком. Его сбили немцы. И ему пришлось провести долгое время в крошечной шлюпке на морозе. Вы слышите? Немцы! Это ведь и ваши враги тоже. Надеюсь, вы еще помните о войне?
– Давайте успокоимся, – предложил Зверьков и пристально взглянул на Карамзина. Словно Карамзин был главным ответственным за процедуру установления порядка. И действительно, Карамзин как-то сразу притих, заскучал и со вздохом достал из кармана папиросы. Перед тем как закурить, оба русских одинаково смяли бумажные мундштуки. Некоторое время курили молча. Сизый туман в комнате становился все гуще и гуще. По потолку неторопливо прогуливался огромный паук.
Трое мужчин внимательно следили за его перемещениями. Затем Зверьков нарушил молчание:
– Ваша жена приехала с вами?
– Да. Она осталась на судне. Во время рейса она заболела, врач назначил ей успокаивающее лекарство, теперь она все время спит. – Пол посмотрел на часы. – Мне надо к ней вернуться.
– Вы считаете, что справедливо заставлять вашу жену выполнять такую опасную работу? – невинно поинтересовался Зверьков.
– Какую работу? Мы с женой находимся здесь на отдыхе.
– Ах да, – понимающе усмехнулся Зверьков. – Только мы здесь все уже большие мальчики. Зачем вы пытались войти в контакт с Мизинчиковым? Хотели продолжить дело своего друга? Давайте договоримся: не стоит считать нас идиотами. Кстати, а что у вас в чемоданах?
– Наши вещи. Вы забываете, что мы прошли тщательный таможенный досмотр в порту. – Внутри у Пола все пело и торжествовало. (Все-таки есть Бог на свете! И пути его неисповедимы!) – Не знаю, что вы хотите там найти, но, если вы не верите своим товарищам-таможенникам, вы можете сами открыть чемоданы и посмотреть.
– Понял, – пробормотал Зверьков, – что-то вы слишком спокойны.
А Карамзин поинтересовался:
– А где остальной багаж? Остался на судне?
– Нет, – с готовностью ответил Пол, – здесь все. На судне осталась только моя жена.
– Мы с удовольствием подвезем вас до порта, – предложил Зверьков. – У нас внизу машина. «ЗИС» 1959 года, – с гордостью добавил он.
– Спасибо, – мило улыбнулся Пол, – я возьму такси.
Мужчины встретили его вежливый отказ понимающими улыбками.
– Формальность, конечно, но мы обязаны проверить его багаж, – сказал Зверьков. – Но помни, что он – наш гость. Будь поаккуратнее.
Карамзин вздохнул, вытащил папиросы, закурил и, подойдя к одному из чемоданов, щелкнул замком.
– Послушайте, – возмутился Пол, – кто вы, собственно говоря, такие? Вы без стука врываетесь в мой номер, допрашиваете меня, грубо оскорбляете память моего покойного друга. А теперь еще и обыскиваете мой багаж. Я имею полное право знать, кто вы.