Мед для медведей

Берджесс Энтони

Подошла другая девица. Эта была попроще, с тоненькими косичками и в очках. Пол решил, что она, должно быть, берет уроки игры на фортепиано.

– Вы изменили имя, – прогундосила простуженная девушка, – у нее в списке написано не так.

– Совершенно верно, – начал объяснять Пол. – Понимаете, случилось вот что…

Только его уже никто не слушал. Обе служащие «Интуриста» потеряли к нему всякий интерес. Вероятно, для капиталистов это вполне обычное дело – поменять имя в промежутке между заказом комнаты в гостинице и заселением в нее.

– Вас проводят наверх. Третий этаж.

Пол молча проследовал за маленьким человечком

в убогой форме к лифту. В лифте, благополучно разместившись рядом с двумя безобидными чемоданами, они смогли лучше рассмотреть друг друга. Такие типы, подумал Пол, встречаются во многих странах: не теряющий оптимизма неудачник с постоянно оживленной щекастой физиономией, в очках с толстыми линзами. Обычно они являются мишенью для насмешек и привыкают к этому.

На третьем этаже их встретила весьма устрашающего вида толстая тетка, вся состоящая из одних выпуклостей. Носильщик украдкой подтолкнул Пола локтем и шепнул:

– У этой не забалуешь!

Тетка вручила Полу чудовищный ключ, причем, судя по его размерам, он был не от комнаты, а, как минимум, от города, если не от всей имперской России, и строго приказала:

– Идите в свою комнату.

Комната была весьма неплохой. Летний вечер струился в помещение через большие грязные окна и наполнял комнату мягким золотистым светом. Из кранов капало. На столике стоял древний телефон, рядом с которым виднелся смятый листок – список гостиничных телефонов. Кровати были застелены, правда неаккуратно. Здесь, так же как и в каюте судна, прочно поселилось прошлое и не желало сдавать свои позиции. Такая комната могла бы стать отличным экспонатом в революционном историческом музее (к примеру, здесь арестовали какого-нибудь большевика или подписали совместный с кем-то манифест). Пол выдал носильщику сорок копеек, поскольку тот не выглядел человеком, которого оскорбляют чаевые, и остался один. Он посидел несколько минут на одной из кроватей, затем наскоро умылся холодной водой и собрался идти вниз, где сможет найти такси и вернуться в порт к несчастной Белинде. Он открыл дверь и с удивлением обнаружил, что выход из комнаты ему загораживает дежурная по этажу. Ее широкие крестьянские ступни прочно стояли на потертой ковровой дорожке.

– Отправляйтесь в свою комнату, – приказала она. Причем ее грозный той не допускал никаких возражений.

Конечно, она не имела в виду ничего дурного. Видимо, она просто недостаточно знает английский язык. Пол улыбнулся, поправил галстук, провел рукой по чисто выбритому подбородку. Возможно, она относится к нему по-матерински и считает, что его внешний вид не соответствует ее высоким требованиям… Тогда он попробовал бочком протиснуться мимо нее. Уловка не сработала. Она явно решила не выпускать его, приготовившись при необходимости стать еще одной дверью, теперь уже непреодолимой.

– Будьте любезны, – улыбнулся Пол, – мне надо пройти. У меня еще очень много дел.

– В свою комнату. Идти.

– Это не смешно! – возмутился Пол. Он даже попытался отодвинуть тетку в сторону, но глыба плоти легко устояла. Ее крестьянские лапы не сдвинулись с ковра ни на сантиметр. Зато она без малейших усилий втолкнула его обратно и снова заявила:

– В комнату. Обратно.

Пол буквально дымился от ярости. Причем злость даже помешала ему удивиться. Пролетарская наглость способна переполнить чашу терпения даже ангела. Он поднял правую руку и со всего размаху отвесил мерзкой туше полновесную

пощечину. Ее щека даже не покраснела. И вообще она, казалось, не заметила этой мелочи.

– Обратно. В комнату. Идите.

– Да, черт возьми, – заорал Пол, – я пойду. И воспользуюсь телефоном.

Он отвернулся и решительно направился в глубь комнаты.

– Хорошо.

Полу оставалось только выругаться. Он с содроганием и опаской взял в руки трубку древнего аппарата и поднес к уху. Оттуда доносились только щелчки и скрежет. На диске имелись буквы русского алфавита. Он выбрал одну наугад. И сразу же попал в мир мертвых – до него донеслись слабые обрывки слов, не иначе как произносимых членами Военно-Революционного Комитета, отдававшими приказы из Смольного.

– Алле, – закричал Пол, – алле!

Но привидения в трубке никак на него не реагировали.

– Хорошо, хорошо, – раздался добрый и проникновенный голос от двери. Пол увидел двух мужчин в темных костюмах, сшитых еще при Ильиче. Один был высоким и довольно накачанным малым, судя по размеру кулаков, он занимался боксом. Другой, пониже ростом, смахивал на интеллигентного учителя. Оба держали в руках портфели и ласково улыбались. Огромная женщина, стоя в коридоре, громко жаловалась. Пол разобрал несколько раз произнесенное ею слово «жестокость».

– Она обвиняет вас в жестокости, – пояснил один из мужчин.

– Она еще не знает, что такое жестокость! Я ей сейчас покажу! Мало не покажется! На всю жизнь запомнит! – не помня себя, от злости, выкрикнул Пол. – Я требую, чтобы мне немедленно объяснили, что за чертовщина здесь происходит.

Дежурная вразвалочку удалилась, но Пол имел возможность еще долго слышать постепенно затихающие причитания. Мужчины вошли в комнату.

– Моя фамилия Зверьков, – представился интеллигент. – А это товарищ Карамзин. Давайте сядем и успокоимся.

Он говорил по-английски со странным акцентом, который Пол никак не мог классифицировать географически: немножко сиднейский, с оттенком, приобретенным в Ньюкасле, и с добавлением скрежещущих звуков Бронкса. Словно этот человек специально совершил паломничество по свету, чтобы приобрести самый невероятный акцент. Полу, в общем, понравилось его открытое лицо: строгие черты, волевой рот, светлые глаза, высокий лоб. Карамзин, бормоча что-то себе под нос, расставил у стола стулья. Мускулистый, широкоплечий, почти без шеи и с огромными ручищами, он, казалось, источал угрозу. Во всяком случае, выглядел он значительно менее приятно, чем его товарищ. Льющиеся из окна солнечные лучи золотистым нимбом окружали его бычью голову с коротким ежиком волос и складчатым загривком. Пол откровенно испугался. Он знал, что не является невинным туристом и уже успел совершить преступление. Тем не менее он взял предложенную ему Карамзиным папиросу «Беломорканал» и тщательно выговорил по-русски:

– Спасибо, товарищ.

– А, значит, вы говорите по-русски, – сказал Зверьков. – Впрочем, не буду врать, это нам известно. Из ваших писем. – И он расстегнул свой дешевый потрепанный портфель.

– Письма? – удивился Пол. – Но я никогда не писал письма по-русски.

– Ну да, конечно, – фыркнул Зверьков и помахал перед лицом Пола какими-то бумагами. Пол сразу же узнал почерк Роберта. Только он мог так старательно выписывать русские буквы. – Эти письма вы написали вашему другу Мизинчикову. Только, вынужден вас огорчить, его вы не увидите еще долгие, долгие годы.