Медаль за город Вашингтон
Шрифт:
Точнее, то, что еще недавно было молодой женщиной – в опущенной правой руке «вальтер». На правом виске входное, а на левом, как и положено, выходное отверстия – на стене, столе и заделанном под паркет покрытии пола темные брызги крови и какие-то мелкие ошметки.
– Застрэлилась, – констатировал за моей спиной Киквидзе.
Отрицать столь явный факт смысла не имело. Действительно, она, похоже, успела нажать на спуск или в момент, когда вдарил «ВВ», или чуть позже. Интересно, учитывая, что подобный импульс обездвиживает сразу и качественно…
– Тут еще один, – доложил Рустик. – В спальне на полу валяется…
– Алан, Рустик, обыщите помещение на предмет наличия документов и прочего. Света за мной…
Мы со Светкой вышли из комнаты в коридор.
Данка
Слышались голоса:
– Заперто!
– Да не тот ключ, я тебе говорю!
– Товарищ полковник, тут грузовой подъемник, похоже, с выходом в гараж…
– Работает?
– Щас проверю…
А я двинулся дальше. Потянул дверь следующего помещения и, открыв, ощутил внутри какое-то движение.
– Стой тут, – сказал я Светке. – За мной пока не ходи.
За дверью оказалось что-то, похожее на кабинет. Стол. На столе настольная лампа и комп, несколько стульев и кресел. За кабинетом открытая дверь и еще одно помещение. Когда я туда вошел, понял, что это одноместная спальня с совмещенным санузлом. Тускло горела единственная лампа, а на полу у койки возился какой-то человек, вполголоса ругавшийся по-немецки разными доннерветтернохайнмалями.
Я осветил лицо человека фонариком. Удивительно, но он не попытался отвернуться от яркого света, тупо глядя прямо в луч фонаря. Похоже было на то, что он ничего не видел. А мне с одного взгляда стало понятно, что передо мной то, что мы искали – тот самый главгад…
– Господи, как больно-то… Будто голова лопнула…. – простонал он по-немецки. – Ничего не вижу… Кто здесь?
Я его вполне понял. Наконец-то мне хоть раз пригодилось обучение в спецшколе с немецким уклоном и вся эта дружба-фройндшафт СССР – ГДР…
– Гутен морген, герр Шоберт, – ответил я ему по-немецки же. – Или предпочитаете «дон Сантос»? А чего вы ожидали? Оружие-то против вас применили весьма серьезное…
– О-о, вы говорите по-немецки?! – восхитился слабым голосом главгад. – Кто вы? Мексиканская армия? Американец?
– Найн, – ответил я. – Вы будете смеяться, но я русский…
Повисла некоторая пауза. Удивительно, что он остался способен связно говорить и думать, во всяком случае пока. Действительно, какой-то неслабый феномен – у обычного человека от «ВВ» мозги бы точно сразу зажарились, а этот, гляди-ка, только зрения лишился…
Главгад закашлялся, а потом произнес:
– Русский. Вот оно что… То-то я думаю – откуда такое чудовищное, не похожее ни на что произношение?
– А нам в школе произношение и не ставили, – ответил я. – Упирали все больше на дружбу-фройндшафт, биографии Эрнста Тельмана, Вильгельма Пика и Вальтера Ульбрихта и сведения о разных загадочных географических точках, вроде Карл-Маркс-Штадта, который «ду бист ди штадт роте блюмен»…
Тут я ему чистую правду сказал. У нас даже пионерская дружина была имени того самого Эрнста Тельмана, а маршировали мы под «Средь нас был юный барабанщик», причем орали вперемешку и русский и немецкий текст, хотя, вообще-то, в немецком варианте поется про «Кляйне Трумпетера» (маленького трубача то есть) из какого-то отряда «Спартаковцев» (это не футбольные фанаты, а просуществовавшая весьма недолго немецкая Красная Гвардия времен их Ноябрьской революции 1918 года)…
– Вы сами вообще откуда?
– С Урала. Из славного края, где делают лучшие в мире танки, водородные бомбы и прочие, полезные для скромного провинциального быта железки…
– И кто вас учил языку?
– Да был один. Недостоверный поволжский немец.
– Почему недостоверный?
И в самом деле, почему наш главный фанат немецкого языка и основатель школьного клуба интернациональной дружбы Эрвин Игнатьевич Минд такой уж недостоверный? Да хотя бы потому, что оказался он у нас задолго до 1941 года, как «перемещенное лицо». И загнали его к нам в Краснобельск откуда-то из Прибалтики (а он кроме русского и немецкого еще и литовский в совершенстве знал). Хотя тогда в мире было много всяких странностей – белые финны, красные мадьяры и прочие национально-географические загадки. Причем на войну нашего Эрвина Игнатьевича почему-то не отправили, несмотря на призывной возраст и взгляды вполне правоверного коммуниста – отправили в «Трудармию». Более глупая часть учеников считала, что дедушка Минд просто садист, а те пацаны, кто был чуть умнее (я был в их числе), предполагали, что он скорее еврей (поскольку очень похож), а никакой не немец и шибко зол он как раз из-за этого национального несоответствия (еврею в шкуре немца, пусть и поволжского, существовать как-то не комильфо). Из тех евреев, что благодаря предвоенным сталинским депортациям в наши холодные края избегли печей Аушвица и Майданека с превращением в пепел для удобрения польских капустных полей. Оно и понятно, в места вроде нашего Краснобельска по доброй воле попадают только те, кто там родился, как я, грешный… А вдалбливал великий язык Канта, Гегеля и Маркса с Энгельсом в наши тупые головы дорогой Эрвин Игнатьевич в том числе ударами толстой метровой линейки, или указки, а также крепким словцом (матом наши учителя в те времена не ругались, но выразить суть проблемы умели хорошо, например наша покойная историчка Зухра Ахмедовна, видя, как класс валяет ваньку, обычно цитировала А. Галича – «параноики чертят нолики, шизофреники вяжут веники»). И что-то он нам все-таки вдолбил, раз я, будучи троечником, когда-то, не особо напрягаясь, сдал кандидатский минимум по языку, а сейчас более-менее понимаю, чего лопочет этот гад. И самое главное – гад меня тоже вроде бы понимает…
Вот только не объяснишь же все это контуженому недобитому фашику…
– Недостоверный потому, что некоторые факты своей биографии утаивал, – ответил я. – Он же к нам, на Урал, не совсем по своей воле приехал…
– Тогда понятно, – просипел главгад. – Так вы вообще-то кто?
– Я же уже сказал – российская армия.
– О?! Значит, не американцы. А чего здесь делает российская армия? И разве она еще существует?
– Мы довольно часто сами удивляемся, что у нас, оказывается, несмотря на любые катаклизмы, еще сохраняется и способная на многое армия, и какое ни есть государство. А в остальном, вы даже не представляете, герр Максимилиан, какой живой интерес вызвали ваши последние исследования в самых отдаленных уголках планеты. Слухи о вас дошли не только до аборигенов нашей далекой северной страны, но и до наших восточных соседей, которые едят рис палками. Кстати, это именно они, а не мы вас накануне штурмовали…
– Русские, – просипел главгад. – Опять русские. Отец всегда говорил, что если уж кому-то проигрывать, то только вам. Раз вам сам фюрер проиграл – это не зазорно.
– Почему?
– В апреле 1945-го отец выбирался из Восточной Пруссии в Южную Германию. Их самолет сбили у Одера, и он с еще двумя офицерами несколько суток прятался в одном маленьком городишке, через который шла на Запад Красная Армия…
– И что?
– Через городок четыре дня непрерывно шли ваши танки. Ну то есть не только танки – самоходки, грузовики, тягачи с орудиями и прочее. А отец со спутниками не мог даже шелохнуться, не то что, к примеру, по нужде сходить. В общем, он говорил, что тогда мы все, вслед за фюрером, недооценили русских и очень зря с вами связались, да и про дальнейшее говорил аналогично. Скажите, ваши предки воевали?
– А как же. Дед. Войну в Берлине закончил.
Вот тут я ему чистую правду сказал. Дома в альбоме есть карточка, где мой дед Семен с еще несколькими офицерами стоят у смешного вида броневичка БА-64Б (где артиллеристы из ИПТАПа нашли этот броневик – история умалчивает, наверное, он был из другой части и просто так там стоял) на фоне Бранденбургских ворот.
– Значит, нас атаковали китайцы? – еле слышно продолжил Шоберт-Сантос. – А почему связи не было?
– Потому что телефонный кабель мы предварительно обрезали, а радиоэфир задавили помехами. Только мы не знали, что китайцы полезут вас штурмовать. Они хотели упредить нас, но им сильно не повезло…