Медальон с пламенем Прометея
Шрифт:
Анфиса всегда думала, что Зинаида их не любит и стыдится и с семьей знаться не желает. Но, видно, ошибалась.
– Я инвалид, трое детей на шее, как жить? Как жить?
– Мамочка, не плачь! – кинулась к ней со слезами старшая девочка. – С Зиной все хорошо будет, и я работать пойду, полы буду в школе мыть или еще где-нибудь.
– Мамочка, я тоже. Тоже буду помогать!
– И я! – бросился вслед за сестрами к матери мальчик.
– Мамочка, мы не пропадем! Главное, чтобы с Зиночкой все хорошо было, – обнимая мать за плечи, приговаривала старшая девочка.
– Это все из-за нас. Все я виновата, – отрывая ладони от лица, проговорила Мария Даниловна. – Я еще с войны инвалидность имею, но муж с фронта пришел хоть и раненый,
– От подлец! – от души поддержала Анфиса. А у Зинки-то тоже жизнь, оказывается, не сахар.
– Зиночка, конечно, пережила. Только вот больше не влюблялась ни в кого. Стали у нее кавалеры богатые появляться, даже на машинах приезжали, она же у меня красавица. Платья ей стали дарить, духи и прочее. Мне это все страшно не нравилось, а только кто меня слушать будет? А потом она и вовсе за Афанасия Петровича замуж собралась. Я, как узнала, всю ночь проплакала. Зачем, говорю, ты жизнь свою губишь? Ты же его не любишь совсем, он же старый, противный, не ходи, дочка. А она мне и говорит: «Любовь – это подлость, и больше ничего, а за Афанасием я всегда сытой буду, да и вы тоже». Уж как я на свадьбе плакала… – Мария Даниловна высморкалась в старенький фартук и тихо плаксиво продолжила: – Когда Зиночка замуж вышла, чуть не каждый день к нам прибегала, плохо ей, видно, было дома. Уроки с Витенькой делала, ужинала с нами. Денег, правда, давала много, я даже отложила чуть-чуть. Да разве деньгами счастье заменишь?
От Туровых Анфиса уходила в глубокой задумчивости. Вот, оказывается, какой Зинаида была, а она ее стервой капризной считала. Жалко девку.
Хоть бы милиция настоящего убийцу нашла.
– Здравствуйте, вы будете Ираида Викторовна? – заходя в небольшой, пропахший табаком, заставленный полными бумаг шкафами и креслами кабинет, спросил майор Долгушин.
– А что вам, товарищ? – деловито поинтересовалась, отрываясь от бумаг, средних лет женщина с мужскими чертами лица, в строгом синем костюме и с большой красивой брошкой у воротника.
– Майор Долгушин, Ленинградский уголовный розыск, – отрывисто представился майор, проходя в кабинет, не дожидаясь приглашения.
– Слушаю, – чуть робея, сказала Ираида Викторовна.
– Я расследую убийство Афанасия Зыкова. Что вы можете сообщить в этой связи? – строго глядя на секретаря Союза писателей, спросил майор.
– А что я могу знать? Его же жена зарезала, а я о личной жизни наших членов ничего не знаю, – категорически заявила Ираида Викторовна.
– Во-первых,
– Понимаю, – недобрым огоньком сверкнули глаза секретаря. – Ну что ж. Недоброжелатели у Зыкова, конечно, были, у успешных людей всегда они есть, а Афанасий Петрович, как бы это сказать? В общем, есть у нас писатели и талантливее, и умнее, но вот такого успеха, как Зыков, добиться не могут, а он у нас и во всех комиссиях заседает, и на собраниях в президиуме, и тиражи у него, и награды, и переиздания произведений, и критики к нему не сильно придираются. В общем, баловень судьбы. Хотя человек, конечно, трудолюбивый, настойчивый, политически активный, и все мы его любили и уважали, но вот только как творческая единица… Умрет он, и никто уже имени его не вспомнит, – закуривая папиросу, откровенно призналась Ираида Викторовна.
– Значит, недоброжелатели у него были? А можно поточнее?
– Можно, конечно. Пишите. Год назад был неприятный случай. У нас в Союзе появился очень талантливый молодой человек, о нем много говорили, от него много ждали. Зыков взял его под свое крыло. Спустя какое-то время у Афанасия Петровича вышел новый сборник, в числе прочих произведений в нем была весьма талантливо написанная поэма, что-то очень лирическое и в то же время индустриальное, – откинувшись на спинку стула, рассказывала Ираида Викторовна, пуская в потолок густые вонючие клубы дыма.
Сам майор не так давно по настоянию врачей бросил курить, мучительно боролся с многолетней привычкой и тяжело переносил табачный дым, но приходилось терпеть.
– Я бы сказала, что эта поэма была вершиной его творчества. Его хвалили, им восхищались, но тут явился тот самый талантливый молодой человек и публично обвинил Зыкова в плагиате. Причем не только устно, но и письменно. Собралась комиссия, произведение изучали, опрашивали обоих авторов, писательское сообщество бурно обсуждало происходящее, шепотом признавая возможность плагиата, вслух же категорически отметая такие предположения. Короче, комиссия единогласно признала авторство за Афанасием Петровичем, а молодого человека изгнали навеки из Союза. Что характерно, после вынесения окончательного вердикта Зыков заступался за молодого человека, призывал быть к нему снисходительнее, чем вызвал всеобщее восхищение. Такое великодушие, такое благородство. Естественно, на решение комиссии его призывы никак не повлияли, молодого человека исключили с позором.
– Интересно. И где он теперь?
– Представления не имею. Говорят, он уехал из Ленинграда.
– А как его звали, вы помните?
– У него было такое простое имя… Сейчас, минуточку… Ах да. Воробьев. Александр Воробьев. И кстати говоря, но это строго между нами, я полагаю, что Зыков вполне мог украсть у молодого человека его творение, уж больно талантливо было написано.
– Да, некрасивая история. Как вы думаете, можно как-то разыскать адрес этого Воробьева?
– Думаю, да.
– Хорошо. Ну а кто еще недолюбливал покойного?
– О, недолюбливали многие, но вот из серьезного… Вот! Ходят настойчивые слухи, что в ближайшее время нынешний председатель Ленинградского Союза писателей будет отправлен на заслуженный отдых, и уже сейчас за его место идет нешуточная борьба. Одним из претендентов был как раз Афанасий Петрович, он член партии, у него множество наград, званий, изданий и прочего, основным его конкурентом на должность числится некий Василий Ильич Томилин. Возможно, вы его читали? Нет? Но, в общем, оба они находятся в одной весовой категории, с той лишь разницей, что Томилин прозаик. Но у Зыкова много военной лирики. В общем, закулисная борьба между ними велась нешуточная, у каждого была своя команда сторонников.