Медальон с пламенем Прометея
Шрифт:
– Прости, Афанасий Петрович, глупую дуру. Прости, – обратилась она к висящему над диваном портрету покойного.
Этот портрет года три назад написал с Афанасия Петровича его приятель, художник Тунцов. Портрет Анфисе не слишком нравился. Уж больно на нем Афанасий выглядел красиво. И осанка, и взгляд орлиный, в жизни-то он порыхлее был, попроще. Не было в нем никакого величия, спортом он отродясь не занимался, сидел в кабинете за столом. Горб на загривке нарастил, живот с годами появился, осанка вялая, плечи покатые, за что его только Ниночка полюбила? Говорила, за талант и за душу. Ну да, ей виднее. Да.
А умер Афанасий Петрович страшно. Ножом в сердце, да еще
А вот что ни говори, а не могла Зинаида такое сотворить. Нет, не могла. Вот, может, полюбовник ее? Да только почему вдруг утром? Да при Зинаиде, и на нее все свалил? Странно. Если бы они втроем ругались и в драке убил, еще понятно. А так? Ерунда какая-то. Да и Зинаида, эта уж скорее бы отравила, да и то вряд ли, вот до сердечного приступа довести – это вернее. Да и нужен ей был Афанасий, кто же ее будет содержать, тряпки-шляпки оплачивать? Где же она такого другого дурака найдет, кто бы ее выходки терпел? Да и вообще, она же не дурочка, за убийство расстрел положен.
Нет, что-то здесь не так! Ой не так!
Анфиса взглянула на часы, еще только восемь пробило, не поздно. Она накинула на плечи черную шелковую шаль с кистями и, прихватив ключ, пошла к соседке.
– Ой, Анфиса Тихоновна, случилось что? – переполошилась соседка Анна Сергеевна, едва открыв дверь.
– Да что еще у нас может теперь случиться? – отмахнулась Анфиса. – Ты вот что… твои-то дома?
– Да нет. Олежка в командировке, еще в понедельник уехал на Магнитку, на месяц, будет очерк писать про комбинат. А Варя сегодня в ночь, мы вот с Павликом вдвоем. Да ты проходи, тоскливо небось дома-то одной да страшно! Афанасия-то Петровича в собственной постели зарезали, тут кто хочешь испугается. Проходи, – суетилась соседка, втягивая Анфису в квартиру. – Сейчас мы с тобой чайку попьем.
– Анна Сергеевна, ты мне расскажи, что тут хоть было, пока я с рынка не пришла? Мне же милиция ничего не рассказала, и Зинаиду я видела, только когда ее выводили, словом не дали перемолвиться, – спросила Анфиса, дождавшись, пока соседка накроет на стол и усядется чай пить.
– Ой, а ведь и правда. Сейчас, погоди. – Анна Сергеевна, полная, добродушная, с пучком седых волос на макушке и уютными лучистыми морщинками вокруг глаз, больше всего на свете любила сплетни, ну, после внука, конечно. И сейчас, прикрыв дверь в комнату Павлика, сладко вздохнув, приступила к рассказу:
– Утром я Павлика в школу провожала, без четверти девять как раз было, я с ним обычно до угла нашего переулка дохожу, а дальше уж он сам. Вот я Павлика проводила, иду домой, без четверти, значит, еще подняться на этаж не успела, распахивается ваша дверь, и Зинаида Дмитриевна на лестницу выскакивает в чем мать родила, прости господи! Лохматая, в халатике нараспашку, а под халатиком, считай, и нет ничего!
Я сперва, грешным делом, подумала, уж не напилась ли? А она меня увидела, бросилась как безумная, глаза вот такие! «Убили! – кричит. – Убили!» – «Кого?» – говорю, а сама думаю, может, не пьяная, а с ума сошла? А она все кричит и меня за собой в квартиру тащит. Ну, я пошла, дошли мы до спальни, а там! Батюшки! Прямо на кровати лежит Афанасий Петрович, царствие ему небесное, а из груди нож торчит, как в кино или в романе каком. Тут уж и я заголосила! На наши крики прибежал Иван Константинович из восемнадцатой. Он с портфелем и в плаще был, на службу, видно, шел. Вот он милицию и вызвал, а Зинаиде воды дал, а меня из квартиры вытурил, Зинаиде велел накинуть что-нибудь,
– Так, а может, пока она в ванной была, кто-то в квартиру вошел, да и того? – предположила Анфиса.
– Ну да. Мы тоже так подумали. А потом я вспомнила, что когда мы с Павликом в половине девятого из дома выходили, то никаких посторонних в парадной или во дворе не видели, и когда я домой шла, тоже, – многозначительно сообщила Анна Сергеевна. – Я и милиции потом рассказала, и кого из соседей утром на лестнице встретила, тоже всех перечислила.
– Ну, так ты же на лестнице не караулила, мог и мимо тебя прошмыгнуть. Ты из двора вышла, а он туда вошел.
Анна Сергеевна молча с выражением крайнего недовольства на лице пожала плечами, а потом буркнула:
– И вошел, и вышел, да еще и убить успел?
Анфиса посидела, молча двигая челюстями, пока ей в голову не пришла одна идея. Но делиться ею с Анной Сергеевной она не стала, а вежливо попрощалась и отбыла к себе.
– А что там у нас с убийством в «писательском недоскребе» на канале Грибоедова? Разобрались? – перекладывая бумажки на столе, поинтересовался полковник Курочкин.
– Да вроде все ясно, да только вот… – замялся похожий на старого бобра майор Долгушин.
– Что «только»? Ты же докладывал, что там все ясно, жена убила мужа…
– Да вроде так оно и есть, а только…
– Что «только»? Ну выкладывай, коли начал! – хмуро разрешил полковник.
– Да в общем, вроде все ясно. Супруги были дома одни, следов присутствия посторонних не обнаружено, соседи ни на лестнице, ни в квартире чужих не видели, жили супруги Зыковы плохо…
– Ну и что у тебя здесь не сходится?
– Да вот как-то глупо все, бессмысленно, – потирая покатый лоб, пожаловался майор. – Зыкова женщина интересная, избалованная, привыкла к красивой жизни, за счет, разумеется, мужа. А нет мужа, нет и денег. В чем смысл убийства?
– А может, у нее любовник, может, у нее страсть? – пожал плечами полковник.
– Ну, так иди да разведись.
– А может, муж не соглашался?
– Соглашался. Даже грозил ей разводом. Это мне и соседи рассказали, у них там слышимость между квартирами, и родственница убитого Зыкова, проживавшая с Зыковыми в одной квартире навроде домработницы.
– Тогда она, наоборот, не хотела разводиться, – пожал плечами полковник.
– Зыков грозил, но разводиться не собирался, жена им вертела как хотела, – пояснил майор.
– Ну, может, она его просто ненавидела! Взяла да и убила в припадке. Больше-то некому?
– В том-то и дело. А только не выглядит она такой кровожадной дурой, чтобы убить мужа в припадке, потом самой же побежать, позвать соседей и, можно сказать, добровольно сдаться в руки правосудия. Что, она не понимала, что ей за это будет? Могла бы и похитрее все обставить. Убить мужа, потом потихоньку уйти на работу, а дверь в квартиру оставить открытой, да еще какое-нибудь барахло прихватить. Вот тебе, пожалуйста, убит при ограблении. Докажи иное.