Медальон
Шрифт:
– Недалеко, говоришь, укрытие твоё? Помоги мне! – Горелов подтянулся на локтях, подтащил к себе гранаты и, расстегнув плащ-палатку, с трудом перевалился на нее.
– Тащи, да побыстрее, пока немцы не очухались. Задание у меня, да не простое, а особо важное.
Ванька с трудом дотащил сухопарое с виду, но необычайно тяжёлое тело лейтенанта до дверцы в погреб и, переведя дыхание, заволок Горелова в полутёмное чрево.
– Дай водички, – хрипло простонал раненый и, со стоном приняв полусидячее положение, пристально посмотрел на притихшего паренька.
– А тебе можно? – Ванька дёрнулся
– Можно, – тот криво усмехнулся запекшимися губами. – Рана же не в живот. Тряпку почище можешь раздобыть?
Парнишка протянул Горелову баклажку с родниковой водой и растерянно замер.
– Тряпку? – неуверенно протянул Ванька. – Это надо в дом бежать, там можно разыскать, а как я добегу? Вишь, что немчура вытворяет? Позавтракали, набили свои пуза и палят без разбору. Вот, перевяжись хоть этим, – он метнулся в дальний угол погреба и, сдернув с перекладины довольно чистую холстину, помог лейтенанту перетянуть кровоточащий бок. Затем Ванька, снедаемый мальчишеским любопытством, уселся на корточки неподалеку от раненого и нетерпеливо посмотрел на лейтенанта.
Последний житель покинул деревню около недели назад, как раз перед сокрушительной бомбежкой, которая не оставила от родной Петровки камня на камне, и Ванька частенько ловил себя на мысли, что он разговаривает сам с собой. Поэтому пареньку, несколько дней не слышавшему нормальной человеческой речи, нестерпимо хотелось поговорить.
– Как ты сюда попал?! – громко спросил он своего неожиданного гостя, стараясь перекричать грохот беспорядочной стрельбы, доносившийся снаружи. – Здесь птица не пролетит! Подстрелят!
Лейтенант внимательно посмотрел на возбуждённого паренька, словно прикидывая в уме, стоит ли посвящать того в тонкости операции, и наконец заговорил. Медленно, отчетливо и веско.
– Как тебя зовут? – в первую очередь спросил Горелов.
– Так Ванькой меня кличут, – растерялся парнишка.
– А родители у тебя живы? – снова поинтересовался лейтенант.
– Папка воюет. Живой или нет, то я не знаю, – неуверенно протянул Ванька. – Мамку с сёстрами немец в Германию угнал, а жихари деревенские все разбежались кто куда. Как немчура в деревню пришли, так и разбежались. Кто в партизаны подался, а кто в город, к родичам уехал. Оно и понятно, – рассудительно произнес он. – Кому охота на них горб гнуть!
– А ты почему остался?
– Так куда мне идти? А вдруг мамка или сёстры вернутся? Да и дом охранять надобно. Какое никакое, а хозяйство! Избу-то еще папка строил, – Ванька жалобно вздохнул. – Не знай, живой ли?
«Бедолага ты, бедолага, – невольно подумал Горелов. – И судьбы у нас похожие. И у меня отец сгинул в 37 году, а мама-военврач погибла осенью под Москвой. И от тети Веры, от родной тетки, тоже нет писем. Живая ли? Неизвестно. А ведь на фронт сестры-близнецы, похожие, как две капли воды, уходили вместе. Только маму отправили на передовую, а тётушку оставили в прифронтовом госпитале. Эх, война-разлучница!..».
Невольно нахлынувшие размышления лейтенанта прервал нетерпеливый голос мальчишки.
– Как ты попал сюда? Здесь же мин понатыкано, аж по три штуки на каждом шагу. Я видел, как они их ставили, – в звонком голосе паренька проскользнули горделивые нотки. – Жаль, – печально добавил Ванька, – снимать я их не умею. Давно бы проход сделал, чтобы наши поскорее пришли! – со злостью закончил он.
– Вот мы и пришли, – негромко прервал его душевные излияния лейтенант.
– А толку-то? – откликнулся парнишка. – Вы вона где, – он махнул рукой в неизвестном направлении. – А фрицы под боком.
– Значит так, рядовой Ванька! – командирским голосом отчеканил лейтенант и невольно сморщился от боли в раненом боку. – Сколько тебе лет?
– Тринадцать в январе стукнуло, – испуганно пролепетал Ванька.
– Взрослый уже. Так вот, Ванюша, что я тебе хочу сказать, – мягко улыбнулся Горелов, которому только месяц назад исполнилось девятнадцать лет. – Слушай боевой приказ.
– Я лейтенант Николай Васильевич Горелов, тысяча девятьсот двадцать четвертого года рождения, командир саперной роты, выполняю задание государственной важности. Вчера я получил приказ о подготовке прохода через минное поле для прорыва линии обороны на этом участке и об уничтожении вражеского дота. Проход мы подготовили, хотя, – лейтенант сник и угрюмо опустил плечи. – Все мои ребята погибли, – глухо добавил он и страдальчески сморщился. Затем, немного помолчав, тем самым отдавая дань памяти погибшим товарищам, Горелов продолжил:
– Ты говоришь, что видел, как немцы устанавливают мины? – Горелов вопросительно посмотрел на Ваньку, который, невольно подавшись вперед, жадно впитывал каждое слово лейтенанта. – А подобраться к доту вплотную сможешь?
– Смогу! – твердо и уверенно ответил мальчуган, доверчиво глядя на Горелова. – Здесь неподалеку балка, сплошь заросшая смородиной, а внизу родничок, – Ванька кивнул на котелок с водой. – Я позапрошлой ночью вплотную к этой махине подбирался. Думал, пожрать что-нибудь найду, а наткнулся на двух пьяных немцев. Без автоматов, бродят, песни орут, как у себя дома!
– Вот, – подхватил лейтенант, – как стемнеет, тебе надо будет подкрасться к доту и кинуть в амбразуру эту связку, – он кивнул на гранаты. – Вот это будет твоя основная задача, а взрыв послужит сигналом ко всеобщей атаке. Они здорово укрепились, думают, что сто лет простоят. Кукиш вам, с маслом! – досадливо выругался он. – Проход для танков мы разминировали и это последнее, что радист перед гибелью успел передать в дивизию, теперь наши ждут сигнала. Твоего сигнала! – с нажимом поправился он. – Я должен сделать это сам, да видишь, не могу, – Горелов виновато опустил глаза. – Ранение оказалось серьезнее, чем я думал и у меня, кажется, задет позвоночник.
– Я смогу! – горячо заговорил Ванька. – Я обязательно смогу! Только, – он внезапно сник и опустил голову. – Ежели я не вернусь, то кто тогда мамку с сеструхами встретит? От папки-то ни слуху, ни духу, а бабам в деревне, да еще без мужика, очень туго!
– Ты обязательно вернёшься, – Горелов с улыбкой смотрел на белокурого мальчугана. – Я же прошёл через поле смерти и видишь, только ранение.
Ванька воспрянул духом и несмело улыбнулся.
– Ты – настоящий герой! – восторженно выпалил он. – А как у тебя получилось? Расскажи, а! Все одно до темноты сидеть.