Медиаторы
Шрифт:
Кровь стучала в голове у Яны: не сумела спасти колдуна – нужно спасти хотя бы это… Что это вообще такое? Какая-то тетрадь? Блокнот? Нечто ветхое и до пожара, а сейчас и вовсе разваливавшееся в руках – хоть Яна и старалась держать находку бережно. Обложка местами прогорела насквозь, и Яна увидела почерневшие скукоженные страницы. Рукописные страницы!
Яна прочитала уцелевшие строки, горячими чернилами втёкшими ей в мозг: «Грядут перемены».
Глава 2. Мне отмщенье
Ты вдова отцов, ты сестра сестёр.
Мать драконов Мартин писал с таких.
Что тебе вода, что тебе костер,
Если это миф?
(Princesse Angine, «Джудит»)
Зоя
На улице было темно. Зоя остановилась, достала из кармана красного драпового пальто телефон и глянула на экран.
Семь утра.
Из дома она вышла в три часа ночи. Накинула пальто, захлопнула дверь и быстро, как порыв ветра, сбежала по высоким крутым ступеням сталинки. Не застёгиваясь и не ощущая ноябрьского холода, Зоя бродила по узким улочкам Китай-города, лавировала между весёлыми студентами, которые выходили на крылечки баров и клубов, чтобы покурить и узнать имена друг друга – уже там, где ответ действительно можно услышать, – ёжились в коротких шубках и кожаных куртках, небрежно наброшенных на плечи, и совсем не обращали внимания на Зою. Постепенно людей становилось всё меньше, а жёлтых автомобилей с чёрной разметкой, в тёплый салон которых прыгали пассажиры, неловко забираясь на заднее сиденье и зажимая в ладонях мобильные телефоны, – всё больше. Клубная разбитная суббота отступала и отдавала бразды правления сонному домашнему воскресенью.
Зоя старалась фильтровать чужой смех, пропускать мимо ушей дружеские радостные вопли, но всё равно они бритвой резали пространство, жгли уши и проникали глубоко в голову. Больно жалили. Зоя не хотела приходить в центр, где много людей – и много голосов, но одной в тишине квартиры тоже оставаться было совершенно невозможно. Тишина давила, словно каменная плита, – за долгие три года Зоя так и не научилась жить в тишине, в мире, где нет её голоса. Чужие голоса тоже причиняли боль, и в конце концов Зоя сообразила, что бессмысленно искать успокоения и надеяться, что хоть где-то боль утихнет и перестанет жалить её изнутри. Что в окружении четырёх стен родной квартиры, что среди незнакомых людей, – всё оставалось по-прежнему.
Вот уже три года боль – постоянная спутница Зои. Самый верный друг. Самый желанный гость. Самый внимательный собеседник. А ещё гнев. Со временем боли становилось меньше, а гнев всё нарастал и нарастал.
Зоя часто выходила гулять. Она шла по многолюдным проспектам, сливаясь с гулом толпы, вдыхая выхлопные газы медленно скользящих по вечным пробкам автомобилей. Она вынимала наушники, в которых играло… Зоя затруднялась ответить, что там играло. Наверное, какой-то очередной танцевальный плейлист. Или музыка для йоги – кто его знает? Зоя ставила трек на паузу и слушала размеренный гул машин, сливающийся с музыкой из кофеен, шумными воплями подростков и ворчанием бабок с тележками. Она слушала пение Москвы.
Когда этого гула становилось слишком много, Зоя ныряла в какой-то миниатюрный, будто игрушечный переулочек, в котором часто ютятся пахнущие пылью книжные магазины и барахолки. Порой из этих переулков не было выхода, Зоя заходила в тупик и несколько минут просто стояла, смотря вперёд – на каменную щербатую стену тупика, украшенную гирляндой цветных мусорных баков. В таких полуостровных переулках было тихо и спокойно. За аркой – Зоя слышала – всё ещё жили, работали, любили, отдыхали. А в этом кирпичном кармане словно застыла жизнь. Над головой медленно плыли облака, за аркой плыли люди и машины, а тут внутри всё замерло. Зое нравилось находиться в таких карманных тупиках. Она ровно дышала, и врывающийся ветер закручивал ввысь её чёрные длинные кудри, поднимал полы пальто, словно пытался сдвинуть с места. В конце концов, ему это удавалось. Вскоре и тишина переулка начинала давить на Зою, и она, поправив волосы и запахнув пальто, уходила. Голоса Москвы вновь лавиной заполняли всё её сознание, уводя за собой по шумным улицам.
Зоя много ходила. До знакомства с Владой она не особо любила гулять. Предпочитала проводить время в кальянных, барах, клубах и ресторанах. Ну хотя бы на выставках или в театрах! Но когда Влада, смеясь, вытаскивала её наворачивать очередные десятки километров по Москве, Зоя покорно соглашалась, протягивала в ответ руку, переплетала пальцы и чувствовала себя абсолютно счастливой.
Это было давно.
Теперь Зоя бродила по Москве и мерила шагами серую, грязно-розовую плитку одна.
В голове крутились воспоминания… Нет, не правильно. Мерцали сцены из прошлого – словно немое кино, через проектор танцующее чёрно-белыми тенями на стене. И в этом фильме они были вместе. Зоя не ощущала их как воспоминания. Их не надо было вспоминать – они были всегда с ней, они жили в её голове постоянно. Эти моменты из прошлого не надо было извлекать из сознания на поверхность – порой Зое казалось, что весь мир предстаёт пред ней через призму какой-то долбаной двойной экспозиции.
Зоя внезапно поняла, почему этой ночью снова опрометью вылетела из квартиры, стремясь забыться и потеряться в бесконечных извилистых тропах Москвы. Сегодня ровно три года с того самого дня. В честь годовщины Зою посещали особенные призраки прошлого. Она раз за разом прокручивала в голове ту ночь.
… Сперва Зоя долго кричала. Сначала громко, потом всё тише, пока окончательно не охрипла. Потом смотрела в одну точку и методично прожигала её взглядом – в медитативных целях, с поглощающим любопытством и стремлением узнать сперва запах палёных виниловых обоев, затем крошащейся пеплом штукатурки, потом – жжёного кирпича. После Зоя легла на пол, потому что не могла больше стоять. Частично приземлилась на старый цветастый жёсткий ковёр, частично – на холодный ламинат. Голые плечи быстро покрылись мурашками. Зоя машинально перевела всё ещё обжигающий взгляд на другую стену, где зиял чёрной дырой камин. Понадобилась пара минут, чтобы в углях заплясали искры.
Они часто сидели возле этого камина. Влада любила оставаться у Зои дома. Зоя даже шутила порой, что, если поставить девушку перед выбором, Влада выберет квартиру, а не её хозяйку. Влада всегда разжигала камин сама. Ей нравилось наблюдать, как огонь медленно и неуверенно, а потом страстно и мощно обнимает дерево. Они сидели напротив камина, завернувшись в один огромный плед, ели пиццу, смотрели сериал. Или просто обнимались под треск поленьев.
Зоя вынырнула из омута прошлого и не сразу поняла, почему дрожат пальцы. Сжала кулак, но это не помогло – теперь тряслась кисть. Она уже давно так сильно не злилась. Словно её собственный гнев объединился с гневом, витавшим вокруг, и создал мутный белесый воздушный кокон. Он одновременно и замедлял движения – её шаги выходили нечёткими, будто Зоя шла сквозь плотную пелену, – и ускорял их, придавая походке обрывистость, а мыслям – лихорадочность. Или вот, например, дрожь. Зоя ещё раз сжала и разжала кулаки. Сжать вышло легко, разжать – куда сложнее. Ногти впились в ладонь и не хотели отпускать плоть, мышцы словно свело судорогой.
Зоя была в гневе. Она всё шла и шла, пробиралась сквозь эту сгущающуюся пелену ненависти, опустив глаза, согнув шею, сгорбившись, почти припадая к земле, – всё, что угодно, лишь бы не позволить частым фонарям отразиться в лихорадочно блестящих глазах, лишь бы не поддаться этому рычащему, прыгающему ощущению, что она сейчас как гепард на охоте. Если кто попадётся под горячую руку – будет разорван без колебаний.
Зоя была так зла, что едва сдерживала это рычание. Зарождающийся рёв щекотал глотку, её губы были напряжены, а рот – чуть приоткрыт. Она размеренно дышала, втягивая воздух через нос и выпуская через рот.