Медичи

Мединг Оскар

Два солдата схватили Браччиолини, который от страха даже не сопротивлялся, другие принесли веревки, накинули ему петлю на шею, открыли окно, и через минуту он уже висел на карнизе; раздался крик, потом глухой хрип, когда сброшенное тело затянуло петлю. С улицы послышались громкие радостные вопли все увеличивающейся толпы.

Крики «Палле! Палле!» и «Смерть убийцам, смерть предателям!» неслись со всех сторон.

Франческо Пацци совершенно изнемогал от боли и потери крови. Его тоже поволокли к окну, и он с презрением плюнул, проходя мимо архиепископа. Тот отчаянно сопротивлялся и изрекал страшные проклятия в адрес гонфалоньера, неподвижно стоявшего

у своего кресла. Но и архиепископа солдаты схватили, привязали к карнизу и выкинули в окно.

Еще громче заревела толпа, увидев в окне Сальвиати в архиепископском одеянии с сияющим бриллиантовым крестом на груди. Петля запуталась в его воротнике и не сразу затянулась.

– Предатель, низкий предатель! – кричал он, повернувшись к висевшему рядом Франческо Пацци, и с бешеной злобой укусил мертвое тело.

Наконец петля затянулась, и удушливый крик положил конец его проклятиям.

– Правосудие свершилось! – торжественно произнес Петруччи. – И так будет со всеми, кто осмелится поднять преступную руку на республику и ее священные законы. А теперь, друзья мои, пойдемте к Лоренцо выразить ему наше сочувствие в его тяжелой утрате и нашу радость по поводу его спасения.

Он вышел из зала заседаний и пошел среди почтительно расступавшейся толпы, которая приветствовала его радостными криками.

Улицы представляли собой ужасающее зрелище: везде лежали окровавленные трупы, так как народ беспощадно убивал всех сторонников Пацци. У бенедиктинского монастыря собралась большая толпа, и издали был слышен дикий, страшный рев. Когда гонфалоньер со своими товарищами приблизился, толпа хлынула к нему с криками «Палле! Палле!».

– Смотрите, благородный гонфалоньер, – обратился к нему высокий, атлетически сложенный мужчина. – Мы здесь, в монастыре, нашли проклятых священников, поднявших оружие на Лоренцо… Взгляните на подлую голову Антонио Маффеи.

Он нагнул длинный кол, и Петруччи с ужасом увидел насаженную на него голову.

Он также увидел на площади, которую народ освободил для его прохода, окровавленные, неузнаваемые части человеческих тел. Стефано Баньоне и Маффеи народ буквально разорвал на клочки.

– Монахи хотели их спрятать, – кричал атлет, – но и они от нас не уйдут. Пусть подохнут проклятые под развалинами своего монастыря.

– Стойте! – закричал Петруччи. – Эти действительно были виновны, а о монахах вы ничего не знаете. Нельзя подвергать невиновных наказанию! Все будет расследовано, и я, ваш гонфалоньер, даю вам слово, что ни один преступник не избежит наказания.

Некоторые люди поворчали вполголоса, но все-таки немедленно повиновались Петруччи. Толпа отступила от монастыря и последовала за мужчиной, несшим мертвую голову Маффеи, крича: «Палле! Палле!» и «Да здравствует Чезаре Петруччи, наш гонфалоньер!»

– Все это страшно, но они правы! – сказал Петруччи, идя по улицам со своими товарищами. – Народ, как лев, страшен в ярости, раздирая своих врагов, но он велик и прекрасен в любви и преданности к своим друзьям. Те же были вероломные змеи и сами навлекли на себя заслуженную участь.

Глава 14

В этот злополучный для Флоренции день Фиоретта сидела утром в своей комнате и задумчиво смотрела через отворенную дверь в садик. Солнце золотило листву деревьев, а цветы распространяли тонкий аромат в мягком, теплом воздухе. Маленький Джулио дремал в соседней комнате. Старая Женевра ушла к обедне, и глубокая тишина царила в этом убежище, где Фиоретта испытала столько счастья и

так много тревог. Ее натуру, выросшую на свободе, среди простора гор и полей, это убежище тяготило, как заточение, и она все с большим нетерпением ждала минуты, когда ее возлюбленный открыто, перед всем светом поведет ее к себе. Теперь эта минута была близка, но она сулила ей будущее, совсем не похожее на ее прежние представления, и она ждала его с надеждой и страхом. Фиоретта считала, что у родных Джулиано ее может встретить только предубеждение гордости богатства перед бедностью, и часто думала, что она сможет путем смирения и преданной любви смягчить сердца тех, которые тоже любят Джулиано. Но теперь оказывается совсем не то. Не только бедность отделяла ее от возлюбленного. Он стоял на такой высоте, о которой она и подумать боялась, и он носил имя, известное всему свету, которое она с детства привыкла слышать с каким-то благоговейным страхом. Эта пропасть между ними была страшнее разницы между богатством и бедностью, и Фиоретта с тревогой думала о ней.

Джулиано сказал ей накануне при прощании, что не появится на блестящих собраниях в городе и в их доме, а только из-за почтения к кардиналу будет присутствовать во время обедни в соборе. Потом празднества окончатся, и он, не откладывая ни на минуту, откроет тайну и введет свою жену в дом. Значит, решение близко, оно может состояться даже сегодня. Джулиано сказал ей, что все обойдется миролюбиво, так как брат горячо любит его и, хотя будет поражен неожиданностью, никогда не станет препятствовать его счастью. Она верила словам Джулийно, но не могла отрешиться от страха. Конечно, она гордилась и была счастлива, что он, стоящий выше всех, нашел ее достойной себя и предпочел всем аристократкам, но ее пугала мысль носить имя Медичи ей, простой, бедной крестьянке. Гордость ее возмущалась при мысли, что семья мужа с пренебрежением примет ее.

Так метались ее мысли между страхом и надеждой: то она радостно ждала будущего, то хотела удержать тихое и мирное настоящее.

Загудел соборный колокол, возвещая народу сошествие благодати Господней в храме.

Фиоретта знала, что Джулиано у обедни и наверно в молитве думает о ней. Ей тоже одновременно с ним захотелось вознести и свою молитву к Богу. Она вошла в комнату и стала на колени у колыбели Джулио. Фиоретта молила Бога не разлучать ее с возлюбленным и даровать ей высшее счастье преданной любви.

Звон уже давно прекратился, а она все еще стояла на коленях. Вдруг она вскочила, прислушиваясь: непонятный шум доносился из города, дикий, похожий на рев хищников, из которого выделялись временами возгласы и душераздирающие крики. Она не могла себе представить, что это могло быть, но, очевидно, что-то ужасное, и там, среди этих криков, в этой толпе, находился ее Джулиано… Фиоретта выбежала в сад, хотела бежать в город, увидеть людей, чтобы узнать, что случилось.

Неожиданно перед ней появился Бернардо… Его платье было обрызгано кровью, глаза блуждали… Фиоретта отступила перед ним.

– Что вам нужно? – спросила она, содрогаясь. – Что означает этот шум?

– Я пришел спасти вас, Фиоретта, – вскричал он, хватая ее за руку. – Народ восстал, чтобы свергнуть Медичи. Весь город пришел в движение… Кровавый бой идет на улицах…

– А Джулиано? – с ужасом воскликнула Фиоретта. – Где он? Я хочу к нему… Я хочу быть вместе с ним.

– Он бежал, – отвечал Бернардо, – и теперь уже, наверное, в безопасности… Я пришел спасти вас и отвести к нему… Идемте скорее… Нельзя терять ни минуты…