Мединститут
Шрифт:
Самарцев досадливо поморщился. В силу своего положения он был ещё и завучем кафедры, отвечая за преподавательскую работу. Чёрт, поручить больше некому- два остальных ассистента заняты своими группами, да и программы не совпадают- у субординаторов- хирургов углублённая, у акушеров- азы и верхи. Придётся опять самому…Чёрт, ещё ведь и профессора сегодня не будет, он на Учёном совете…
–Хорошо, Лариса, спасибо. Тогда скажите старосте этой группы, чтобы поднимались ко мне сюда. Я пока буду вести занятия. А как Гафнер поправится, заберёт их у меня. Больше никаких новостей?
Лаборантка ответила отрицательно и ушла. Аркадий Маркович открыл и просмотрел ежедневник, затем
–Доктор Горевалов? – спросил он, улыбаясь. – Да, доброе утро. Как отдежурил, Петя? Никого не оперировал? Проблемных не было? То есть, тебе всё по больным понятно. Тогда поздравляю- первое самостоятельное дежурство, целое событие. А тяжёлые как? Кто именно? Ну этот- огнестрельный, ломоносовский. С разлитым перитонитом. Рыбаков, 27 лет, из одиннадцатой палаты. Он как, не затяжелел? Что? – Самарцев напрягся, поплотнее прижал телефонную трубку к уху, привстал и прикрутил радио.– Стул был? И без стимуляции? Не температурит? Ну что же ты не поинтересовался. Интересный больной, дискутабельный. Но в целом- не хуже? Ладно, отчитывайся Гиви, поговорим потом. Я? Пока занят буду, две группы у меня сегодня. Но ты зайди часиков в одиннадцать. А, у тебя операция? Тогда зайди, как закончите. Ещё раз поздравляю.
Самарцев повесил трубку. Посидел, вертя в руках очки, поразмышлял. Думы были тяжёлыми, о чём сказала протянувшася от носа к губе складочка кожи. Анатолий Маркович несколько раз хмыкнул, отрицательно мотнул головой, потрогал себя за кончик носа.
В дверь постучали. Стучали особо предупредительно.
–Можно?– в комнату заглянуло широкое мужское лицо.– Аркадий Маркович, здравствуйте, извините за столь ранний визит…
–А, здравствуйте, здравствуйте, Сергей Петрович! – Самарцев светло улыбнулся в ответ и встал навстречу посетителю. – Заходите, заходите. Что-то случилось?
Вошёл низенький плотный мужчина средних лет в не очень новой, но очень хорошей, «просто отпадной» кожаной куртке до колен, в белой рубашке, с галстуком, с портфелем под мышкой. Рукопожатие было взаимным и крепким.
–Вы уж извините, что я без предварительного звонка, – заговорил Сергей Петрович, улыбаясь ещё шире и искательнее, – но тут у дочки что-то живот прихватило, с пяти утра. То отпустит, то прихватит, бегаем всё вокруг неё. Я уж подумал, не аппендицит ли? И к вам, Аркадий Маркович, по старой памяти. Посмотрите мою выдру? Там, кстати, на неделе шкафы югославские должны завезти, вы, помнится, интересовались…
–О чём речь, Сергей Петрович, конечно, – гостеприимно развёл руками Самарцев. – А что, раньше такого с ней не было?
–Впервые, Аркадий Маркович, в том-то и дело. Может, там и пустяки какие. Но очень уж я аппендицита боюсь. У меня двоюродный брат от аппендицита помер в 67-м году. Всё думали- то ли гастрит, то ли лимфоузлы. Пока думали, аппендицит лопнул, полный живот гноя был…
–Сейчас разберёмся. Если что, то и анализы, и ФГС, и даже УЗИ можно будет сделать. Пусть заходит девочка…
– 3-
«Почти все студенты, живущие отдельно от семьи, получают от родителей денежную помощь (97%, кроме натуральной помощи (одежда и т.д.) По размерам ежемесячной денежной помощи студенты распределяются так: до 30 рублей-38%, от 30 до 50- 43%, от 50 до 100-11%, больше 100 рублей- 5%. Размеры стипендий у большинства студентов незначительны (40-50 рублей в месяц), и, естественно, не обеспечивают прожиточного минимума»
(Советская печать, октябрь 1986 года)
На часах было начало девятого, и хирургических
В ординаторских дежурные врачи, сдвинув шапочки на затылок, торопливо дописывали истории болезни поступивших и наблюдавшихся по дежурству, им помогали несколько субординаторов- шестикурсников, оставшихся дежурить эту ночь. На постах медсёстры заканчивали колоть утренние инъекции, мыли и упаковывали шприцы в крафтпакеты и укладывали в большие железные биксы для последующей отправки в стерилизацию. В 4-й хирургии в ургентной операционной заканчивалась операция удаления червеобразного отростка у больного, поступившего как раз под утро; дежурившие хирурги заключали между собою пари на то, что уложатся в стандартные полчаса и успеют закончить до начала пятиминутки. По палатам ходячие больные приводили в порядок себя, койки и тумбочки; лежачие делали это при помощи ходячих или родственников. У некоторых были нанятые сиделки.
Ночных санитарок ни в одном отделении не было.
Понемногу на рабочие места сходился дневной медперсонал.
Крупными шагами прошёл в свой кабинет заведующий 2-й хирургией Гаприндашвили Гиви Георгиевич, и уже со входа в отделение послышался его громкий сердитый голос- он, как обычно, выговаривал курильщикам.
–Здэс болница! Это запрещено приказом Мынздрава! Сосат дома будэте, кто нэдоволэн- на выписку! В самом-то дэле! Рыбаков, тэбя это тоже касается…
В ординаторской дежурный врач, клинический ординатор первого года Горевалов, заканчивая первое дежурство в своей жизни, трудился над историями болезни.
В процедурной, единой на два поста, обе ночные медсёстры в спешке доделывали уколы и брали анализы крови из вены. Точнее, медсестёр ни одной не было. На первом посту вчера дежурила Света Изосимова, 17- летняя студентка медучилища, а на втором- вообще мужик, студент 6-го курса мединститута Антон Булгаков.
Света, худенькое создание в просторном грязном халате, с сосредоточенным и простеньким личиком, только называлась медсестрой, поскольку училась ещё на втором курсе училища, и никак не могла иметь необходимых среднему медработнику теоретических знаний и практических навыков. Она была оформлена ночной санитаркой, да и то с нарушением КЗоТа, поскольку была несовершеннолетней и не имела права работать ночами вообще. Однако работала. Администрация больницы из-за остро-хронической нехватки доврачебного персонала шла на всё, чтобы «заткнуть дырку». Света работала на посту уже третий месяц, ещё с лета. Работала не очень хорошо, даже «отвыратытельно», как в сердцах говорил зав.отделением, под личную ответственность которого Изосимова и работала, но увы, никаких других желающих «вкалывать за копейки» не находилось.
Антон, представительный 23-летний юноша в очках «-3» и со вьющимися чёрными волосами, являл собою иную крайность. Медсестрой, точнее, медбратом, он работал в этом отделении третий год, с начала четвёртого курса, когда студентам мединститута разрешено выполнять обязанности фельдшера. Булгаков собирался стать хирургом, и в настоящее время проходил субординатуру в этой же клинике в группе доцента Самарцева. До диплома ему оставалось чуть больше полугода.
Медбратом же он работал по ночам потому, что не хотел обременять родителей лишними расходами на своё содержание. Зарплата у медсестёр хирургии была ерундовая, всего 80 рублей в месяц, но совокупно со стипендией (45 рублей) выходило неплохо. Став врачом, он начал бы с начальной ставки врача-интерна в 110 рублей. Так что особо торопиться заканчивать институт существенного материального стимула у него не было. Его работой Гаприндашвили был очень доволен.