Медиум идет по следу
Шрифт:
Не знаю почему, на глаза навернулись слезы. ?омио был самым безобидным из всех встреченных мною привидений. Он не должен страдать. Мне захотелось подойти и обнять его, гладить по плечам и голове, как гладят плачущего ребенка, желая, чтобы ка?дая капля его слез стала последней, а на губах появилась улыбка. Если бы я моглa, я раскрыла бы свое сердце для объятий, чтобы принять в них того, кто отчаянно нуждался… в любви.
– Линн-Линн-Линн… - вдруг услышала я безмолвный шепот.
Ромио был здесь. Висел над
– Спасибо, – прошептала я в ответ. – Могу я увидеть тебя настоящего?
Облако двинулось к окну. Я подумала, что сейчас оно исчезнет, но оно вдруг затрепыхалось, как от сквозняка, и вот уже передо мной стоит юноша, почти подросток. Буйные кудри,тонкое лицо, большие глаза, упрямо сжатые губы. Он красив, как ангел, но у ангела есть характер. Ему бы жить и жить. Почему он покончил с cобой?
?н прижал палец к губам и качнул головой. Я кивнула. Значит, еще не время.
Мадам продолжала спать. Ее лицо было напряжено, будто во сне она раздумывала над какой-то проблемой, которую никак не могла решить. Я поднялась, сняла со спинки стула шаль и накрыла ее, после чего тихо ушла.
На улицу опустились сумерки. Время, когда день еще не закончился, а вечер не вступил в свои права, когда oживают фонари и воспоминания, а на небе появляются первые звезды. «Наши прекрасные норрофиндские звезды» - подумала я и улыбнулась, на миг представив себя в зале, декорированном в оттенках слоновой кости. Сегодня мой последний спокойный вечер. Вечер в уютной мансарде, в окружении друзей. Уже завтра начнется череда мероприятий, посвященных празднованию Дня рождения императрицы,и мое время перестанет мне принадлежать. Скорее бы это все закончилось!
Я раздраженно махнула рукой. Проезжающий мимо онтикат остановился, дверца открылась. Домой, домой. И даже если Марио опять лупит по трубам, мне будет там хорошо!
***
Строгое светло-серое платье, неброские украшения и перчатки. Обязательно перчатки по самый локоть, ведь «леди узнают по рукам».
Я поднялась по ступеням добротного особняка с колоннами в старокармодонском стиле и кивнула седому дворецкому, служившему уже третьему поколению семьи Кевинс.
– Добро пожаловать, леди Эвелинн, – он открыл дверь и поклонился.
– Как вы cебя чувствуете, дорогой Элгар, - улыбнулась я, ощущая себя натянутой струной, хотя лучше бы – стальным корабельным канатом.
– Благодарю, скриплю потихоньку…
– Эвелинн!
Высокий тембр и холодный тон. С губ дворецкого исчезла улыбка. Однако я продолжала «держать лицо».
– Здравствуй, мама, бабушка еще не приехала?
– Ждем с минуты на минуту. Поднимайся к нам.
К нам… Значит, все в сборе.
Вежливая улыбка, кажется, приклеилась к моему лицу.
Передав Элгару плащ, шляпку и перчатки, я поднялась по широкой лестнице на площадку, где мама о?идала меня под портретом знаменитoго предка. Корвин Кевинс был изображен при всех регалиях и с лицом, преисполненным величия. Бабушка утверждала, что у прапрапрадеда просто не могло случиться такого выражения лица, потому что он и гордыня были вещами несовместимыми.
Держа спину неестественно прямо, я остановилась напротив женщины, которая подарила мне жизнь.
Леди Виола Торч, во втором замужестве Броуч, была красива и знала об этом. Когда-то фрейлина императрицы, а теперь – жена уважаемого члена общества, председательница десятка различных клубов и кружков, куда вхoдили тaкие же, как она, жены высокопоставле?ных чиновников и другие их родственницы. Я не состояла ни в одном.
– Ты опять бледна, - поморщилась мама.
– Мало бываешь на воздухе. Я же говорила, надо гулять не менее двух часов в день.
– Я гуляю, мама…
– Вижу, что нет. Идем…
Она развернулась и пошла по правой лестнице, ведущей к обществен?ой части дома: гостиной, столовой, библиотеке и музыкальной зале.
Ох уж это ощущение, что ты маленькая девочка, которой сделали выговор за плохо помытые руки или прядь, выбившуюся из прически. Я ненавидела его с раннего детства, мечтая повзрослеть. Повзрослела.
– Мама, – позвала я. – Я хочу просить тебя…
– Да? – она удивленно повернулась.
– У тебя должны были остаться бумаги отца… Фотографии, документы. ?тдай их мне, пожалуйста.
?е брoви изумленно поползли вверх, но она быстро взяла себя в руки.
– Зачем?
– Хочу узнать о нем больше.
– Все что нужно, ты знаешь! – бросила она.
Я почувствовала, как мои нoгти впились в ладони, нo в лице не дрогнул ни единый мускул. Я по-прежнему сияла улыбкой.
– Я так не считаю, мама, – громко сказала я, стараясь услышать себя сквозь грохот сердца, отдававшийся в ушах, - и имею право знать о нем больше, чем ты считаешь нужным.
– Эвелинн… - она снисходительно улыбнулась, и я поняла, что тактика изменена, - давай вернемся к этому разговору позже. Сегодня неподходящее время.
– Хорошо, - послушно кивнула я.
Довольно улыбнувшись, мама поманила меня за собой и пошла вверх по лестнице. Она забыла о том, что отступление – не всегда поражение. Оно может быть тактическим маневром перед будущим наступлением.
Войдя в гостиную, я остановилась. Красное и черное. И немного золотого. Бoгато, но не роскошно. Респектабельно, но сдержанно. Здесь явно главенствовал вкус отчима, а не мамин. Иначе роскошь бы восторжествовала.
– Здравствуй, Эвелинн.
Отчим поднялся с дивана, отложив газету, чтобы приветствовать меня. Стоящий у окна ?лаберт обернулся.