Медноголовый
Шрифт:
— «Виват вождю… — шептал под нос себе лейтенант строки из цитируемой сенатором поэмы «Дева озера», — …что в яростном порыве…»
Бейкер вытащил дорогие часы, поднесённые ему коллегами по калифорнийской коллегии адвокатов в день, когда он стал сенатором США. Время бежало незаметно, и, если Бейкер хотел захватить Лисбург до сумерек, следовало поспешить.
— Вперёд, герои! — конгрессмен спрятал часы обратно вы кармашек, — Единым броском, парни! Вперёд, на Ричмонд! Всё на алтарь Союза! Всё на алтарь славы!
Знамёна развевались. «Звёзды и полосы» полоскались на ветру рядом с белыми полотнищами, нёсшими на себе герб Массачусетса на одной стороне и девиз: «Верностью и постоянством», вышитый на другой. Шёлк струился, солдаты бежали в атаку.
Навстречу смерти.
— Пли! — винтовки двух полков из Миссисипи плюнули огнём по высыпавшим на край прогалины северянам.
Пули отрывали щепки от акаций и секли жёлтую листву клёнов. Залп сбил с ног дюжину янки. Один, ни разу в жизни не осквернивший уст бранным словом, разразился потоком грязных ругательств, а мебельщик из Бостона с удивлением воззрился на темнеющую от крови униформу, затем начал звать мать и пополз обратно.
— Пли!
Высотку на левом фланге янки занял полковник Эппа Хантон из 8-го Виргинского. Его солдаты выцеливали северян, словно на охоте, не обходя вниманием расчёты пушек. Артиллеристы-янки, сочтя, что становится жарковато, бросили орудия и ретировались вниз, на берег под обрывом, подальше от гудящих сердитыми шмелями пуль южан.
Полковник Эппа Хантон, 1822–1908. До войны был адвокатом в родной Виргинии.
— Пли!
Миссисипцы вели огонь из положения лёжа или с колен. Сквозь просветы в дымовой завесе им было отлично видно, что федералы шатнулись назад. К солдатам из Миссисипи примкнули жители Лисбурга и окрестных ферм, паля по дрогнувшим захватчикам из охотничьих ружей и дробовиков. Сержант из Нью-Йорка клял подопечных, на чём свет стоит, но, поскольку ругался он по-гэльски, от проклятий было мало толку, а вскоре вражеская пуля раздробила сержанту локоть. Северяне откатились назад в лес, прячась за деревьями, корягами и выворотнями для перезарядки. Две массачусетских роты состояли из немецких переселенцев, и их офицеры на родном наречии взывали к чувству национальной гордости соотечественников. Другие командиры северян для поднятия духа солдат вставали во весь рост, показывая, что не боятся свинцового града, и платили за смелость кровью. Многие массачусетцы из 20-го повесили свои красивые, подбитые алым шинели на ветви деревьев, и теперь шинели подёргивались и раскачивались, когда порции горячего свинца рвали добротное серое сукно. Гул битвы, монотонный и зловещий, тоже походил на звук рвущейся ткани, если бы не крики раненых и гаснущие стоны умирающих.
Полковник Бейкер, душа которого жаждала подвига, призвал офицеров своего окружения встать к покинутым пушкарями орудиям, но в силу того, что ни один из штабистов ничего не смыслил в премудростях артиллеристского дела, а огонь врага не ослабевал, им пришлось скоро убраться восвояси, так и не произведя ни единого выстрела. У пушек остались убитый майор и кашляющий кровью лейтенант. Пуля отщепила кусок от спицы колеса гаубицы, другая сплющилась о бронзовый ствол. Третья пробила ведёрко с водой.
Раскрашенная фотография полковника 18-го Миссисипского полка Эразмуса Р. Бёрта(1821–1861), убитого у Боллз-Блеф. Практикующий врач, он был в 1859 году избран в правительство штата Миссисипи, где за два предвоенных года успел сделать столько на ниве помощи глухонемым согражданам, что в наши дни Ассоциация глухонемых Миссисипи учредила специальную премию имени Бёрта.
Группа миссисипцев-южан, только что потерявших полковника, сражённого метким выстрелом янки, бросились через луг в безумную атаку, и озлобленные северяне тут же сосредоточили на них огонь. Потеряв троих убитыми и двоих ранеными, миссисипцы, отступили. На правом фланге федералов продолжало палить по проклятым мятежникам четырнадцатифунтовое орудие. Пушкари-род-айлендцы давно исчерпали невеликий запас картечи, и вели огонь железными болванками. Картечный контейнер, разрываясь у дульного среза, высвобождал рой мушкетных пуль, смертоносной косой проходящийся по рядам вражеской пехоты, — идеальное оружие для ближнего боя. Болванки же (не более, чем удлиненные ядра) предназначались для точной стрельбы на дальние дистанции и рассеявшихся по лесу солдат противника тревожили мало, троща в щепу деревья или вовсе без следа исчезая в чаще. Дым пушки зловонным облаком стлался на два десятка метров перед позициями правофланговых рот 20-го Массачусетского.
— Вперёд, Гарвард! — крикнул офицер.
По меньшей мере две трети офицеров полка оставили ради службы в полку учёбу в Гарварде, так же, как шестеро сержантов и дюжина рядовых.
— Вперёд, Гарвард! — повторил клич офицер, шагнул из-за дерева, вдохновляя бойцов личным примером, и получил порцию свинца под нижнюю челюсть.
Голову офицера откинуло назад, брызнула кровь. Венделл Холмс, рот у которого пересох, видел, как офицер опустился на колени и рухнул лицом вниз. Холмс ринулся к нему, но двое находившихся ближе рядовых успели раньше. Подхватив тело, они оттянули его в лес. Офицер был без сознания, его окровавленная голова дёрнулась, в глотке заклокотало.
— Покойник. — вздохнул один из его носильщиков.
Холмс смотрел на мертвеца, чувствуя, как подкатывает к горлу рвота. С трудом подавив её приступ, он отвернулся и побрёл прочь, изо всех сил стараясь казаться невозмутимым и хладнокровным. Инстинкт самосохранения подсказывал лечь, но лейтенант не желал, чтобы солдаты считали его трусом, поэтому он вышагивал среди них, помахивая саблей и приговаривая:
— Прицел ниже! Цельтесь тщательнее! Не тратьте патронов впустую!
Бойцы скусывали патроны, и рты вновь наполнялись солёным вкусом пороха. Физиономии солдат были черны от гари, а глаза покраснели. Холмс, нарочно задержавшийся на крохотном островке солнечного света, вдруг различил ту же команду, что твердил сам, только доносилась она со стороны вражеских позиций: «Целься ниже!» Следующий услышанный приказ: «Выбивайте офицеров!» побудил лейтенанта всё же убраться с залитого солнцем пятачка, изо всех сил противясь желанию спрятаться за дерево.
— Венделл! — окликнул его полковник Ли.
— Сэр?
— Разведайте, что творится у нас справа, Венделл! Может, нам удастся обойти мерзавцев с фланга? — Ли указал рукой на лес за полевым орудием, — Выясните, насколько далеко простираются боевые порядки мятежников. Живо!
Холмс, радуясь поручению, позволявшему ему ненадолго передохнуть от исполнения тягостного и опасного офицерского долга, побежал сквозь чащу к открытому правому флангу линии северян. Сбоку и внизу за деревьями блестела река. Лейтенант миновал свою аккуратно сложенную у корней клёна шинель, промчал за спинами пушкарей из Род-Айленда. Дальше, там, где дымная завеса рассеивалась, Холмс остановился и внимательно всмотрелся в лес на вражеской стороне. Мятежников видно не было, а, значит, задуманный полковником Ли обходной манёвр вполне мог сработать. И в этот миг пуля пронзила лейтенанту грудь. Жестокий удар сотряс его тело, дыхание вышибло, а вдохнуть Холмс не мог. При этом он сохранял ясность и некоторую отстранённость сознания, фиксируя все ощущения как бы со стороны. Пуля (а он был уверен, что это именно пуля) ударила лейтенанта с силой, которую он мысленно сравнил с пинком лошади. То, что Холмс принял за паралич верхних дыхательных путей, оказалось лишь временной остановкой, что он и выяснил, робко повторив попытку хватануть воздуха. Лёгкие (о, сюрприз!) наполнились, и у юноши промелькнула мысль: его отцу, гарвардскому профессору медицины, было бы любопытно знать, что испытывает раненый в грудь человек. Лейтенант потянулся к карману, в котором держал блокнот и карандаш, но земля вдруг качнулась вперёд. Холмс хотел позвать на помощь, однако из горла не вырвалось ни звука, а руки ослабли. Сабля выпала, и Холмс успел заметить появившиеся на лезвии красные капли, прежде чем накрыл его своим неожиданно погрузневшим телом, и в грудной клетке полыхнуло адской болью. И тогда он закричал. Перед внутренним взором встало видение его оставшейся в Бостоне семьи, и на глаза навернулись слёзы.
— В лейтенанта Холмса попали!
— Унесите его в безопасное место! Унесите! — распорядился полковник Ли и поспешил к лейтенанту сам, гадая, насколько тяжело тот ранен.
Штаб 20-го Массачусетского полка. В центре сидит полковник Уильям Р. Ли (1807–1891), дальний родственник Роберта Ли, с которым они даже учились вместе в Вест-Пойнте. Обратите внимание на майора, сидящего крайним слева — это потомок и тезка героя войны за независимость США Пола Ревера.