Медный король
Шрифт:
– Боги, посмотрите на нас…
– Смилуйся, Воф…
– Святотатство…
– Что он говорит?!
– Слушайте меня! – теперь он кричал. – Вы смирились, но есть путь спасения! Есть путь, само Озеро обращается к вам моими устами! Есть путь спасения, есть путь, у вас родятся дети и внуки, а Император уйдет с ваших земель. Есть путь! Я его знаю!
Он искал глазами их глаза. Взять власть над толпой крестьян, сидя в седле, до смешного легко. Можно, стоя на высоком камне, взять власть над толпой бывших рабов. Можно уговорить горожан или стражников. Но как заставить себя слушать, если ты, голый
– Посмотрите на мою кровь! Вы льете ее в Озеро, но эта жертва не спасет вас!
Он повысил голос и с ужасом почувствовал, что теряет силы.
– Не я разорял ваши селения и не я убивал ваших детей. Не я проклял вас. Я убил старого властелина, вашего палача! Я убил его, а не имперский маг! Выслушайте меня – я знаю путь спасения и расскажу вам!
В ропоте толпы его слышали только те, кто стоял у самой кромки воды.
– Он лжет!
– Заткните ему рот!
– Что он говорит?
Они подались вперед, задние напирали на передних, но никто не осмеливался коснуться воды священного озера.
– Вас не спасет моя смерть! Я смогу спасти вас – живой!
– Заткните ему…
– Пусть говорит!
Вдруг сделалось тихо. Развияр не понял, его ли слова заставили толпу замолчать, или кто-то из старейшин подал знак, или, может быть, он оглох.
– Император силен, но не всесилен, – заговорил он в этой новой тишине. – Представьте, к вам пришел бы новый властелин каменного замка. Представьте, он предложил бы вам военный союз. Вместе – против Императора. За вековой уклад, – Развияр почти шептал, и если бы не тишина, воцарившаяся на берегу, его никто не услышал бы. – Что бы вы ответили? Отказались бы и умерли в позоре? Или согласились – и вышли на битву?
– Кто он? – спросили в задних рядах. – Кто он такой?!
– Проклятье Утра-Без-Промаха может быть снято, – ему казалось, что кровь ушла в озеро вся, до капли. Он не чувствовал своих рук и едва мог шевелить губами. – В замке есть маг. Он снимет проклятие. Верьте мне.
– Ложь!
– Он лжет, не слушайте его!
– Чужак! Как можно верить чужаку!
– Утро-Без-Промаха не был чужаком – и что он сделал с вами? А я всадник, – у Развияра все плыло перед глазами, и берег, и белая вода, и лица. – Я не лгу. Мои слова может подтвердить мой названный брат, нагор, Лунный-Кстати.
– Лунный-Кстати мертв!
Женщина в черном головном уборе подалась вперед, сцепив перед грудью длинные, будто птичьи, пальцы:
– Он должен был умереть! Его место – в могиле всадника и брата!
– Он жив, – прошептал Развияр. – Я решил за него. Я его всадник. Он жив.
Снова загудела толпа. Вырвался молодой голос:
– Ложь! Я видел Лукса мертвым!
– Заткнись, Гонец-Под-Вечер! Засунь себе в ухо свой брехливый язык!
Ропот будто отрезало ножом.
Теряя сознание, обливаясь собственной кровью, Развияр успел увидеть, как сквозь толпу пробивается кто-то лохматый, четвероногий, с блестящими клинками наизготовку:
– Ты видел меня мертвым?! Так посмотри еще раз! И повтори, глядя в глаза!
– Не смей, – прошептал Развияр.
Он увидел, как со спины Лукса соскакивает
И, не удержавшись на краю темной ямы, Развияр соскользнул-таки в беспамятство.
Глава шестая
Крыламы шли на большой высоте, недосягаемые для стрел. Скопление зверуинов на берегах озера Плодородия не прошло незамеченным. Птиц было три.
– На одной из них маг, – сказала Яска.
Нагоры то и дело хватались за оружие, но императорские стражники не нападали – просто кружили в вышине, держа зверуинов в напряжении. Лукс часто сглатывал и посматривал то на небо, то по сторонам, опасаясь нападения, ежеминутно ожидая стрелы. Развияр чувствовал, как поднимаются и опадают мохнатые бока, как бешено стучит сердце; Яска сидела на земле, сложив ладони, будто огневуха – крылья. На пальце у нее горел бирюзовый камень.
Развияр лежал, привалившись к спине зверуина, не чувствуя рук, перетянутых лентами ткани. Лукс держал перед его губами чашу с густым терпким напитком. Темнело перед глазами от каждого движения, Развияр не мог говорить, но отхлебывал от чаши и все-таки говорил. Вождям и старейшинам приходилось низко склоняться над ним, чтобы расслышать – а они ловили каждое слово.
Двое молодых, захвативших Развияра накануне, – всадник и его брат, – держались рядом, очень близко. Они не понимали, что происходит. Суета, случившаяся вокруг пленника, льстила им – и пугала. Четвероногого звали Далекий Свет, его всадника – Гонец-Под-Вечер. Они держали наготове свои клинки – не то опасаясь Развияра, не то надеясь, что вот-вот прозвучит приказ: «Убить».
Женщина в высоком головном уборе, с мелкой сеткой, закрывающей лицо, с длинными, будто птичьими пальцами, стояла поодаль. Улучив минуту, когда разговор прервался – вожди глубоко задумались, а Развияр замолчал, собираясь с силами, – она подошла к Луксу. Сетка на ее лице дрожала от дыхания.
– Когда ты был в царстве мертвых, ты видел Короткого Танцора? Что ты сказал ему?
– Я не был в царстве мертвых, мама, – Лукс чуть отстранился. – Но когда буду – найду, что сказать.
Женщина помедлила. Лица ее не было видно; она протянула сухую, тонкую руку и коснулась Луксового лба.
Лукс обмер.
– Теперь нет закона, Лунный-Кстати, – она провела ладонью по его волосам. – Теперь каждый умирает в одиночку…
– Это лучше, чем сдохнуть всем вместе, – мрачно сообщил Лукс. – Но мы будем жить долго.
И, прищурившись, посмотрел в небо, где все еще кружили крыламы.
– Вели своему магу показать перстень, – обратился к Развияру однорукий вождь.
Яска медленно, царственно подняла руку, поднеся камень почти к самому лицу нагора. Старейшины долго молчали. Бирюзовый ли отблеск делал их лица застывшими, восковыми, или узнавание перстня, когда-то принадлежавшего Утру-Без-Промаха, заставило помертветь – но молчание продолжалось долго, и никто из нагоров не сомневался в том, что видит.