Медовый месяц
Шрифт:
— И вы сразу поехали домой?
— Нет, миледи. Мы выехали из тюрьмы в полночь. А потом его сиятельство поехал на запад, очень быстро, больше пятидесяти миль в час. Но сегодня все было не совсем так, как обычно. Раньше мы ездили всю ночь напролет. А сегодня он доехал до перекрестка, неожиданно остановился, постоял несколько минут, как будто ему нужно было принять какое-то решение, повернул и мы на бешеной скорости помчались домой. У него сильная нервная дрожь, и он отказывается хоть что-нибудь съесть. И не может спать, поэтому
— Ты сделал все правильно, Бантер. И я рада, что ты пришел. Что ты собираешься делать?
— Я буду в кухне, миледи, чтобы он в любой момент мог меня позвать. Вряд ли я ему буду сегодня нужен, но, если он все-таки меня позовет, я буду под рукой. Буду готовить себе ужин.
— Отличный план. Думаю, сейчас лучше ему побыть одному. Но если он спросит обо мне… Вряд ли, конечно, но все-таки, если он обо мне спросит, скажи, что я…
— Да, миледи?
— Скажи, что в моей комнате все еще горит свет. Скажи, ты думаешь, что я очень беспокоюсь о Кратчли.
— Очень хорошо, миледи. Может, вы выпьете чашку чаю?
— О, Бантер, спасибо. Я бы выпила чашечку. Бантер принес чай.
Харриет жадно выпила и села у камина, прислушиваясь. Было очень тихо, только часы на церковной башне отбивали каждые четверть часа. Но когда она зашла в соседнюю спальню, услышала беспокойные шаги в гостиной внизу.
Харриет вернулась назад и опять начала ждать. Она могла думать только об одном, и эта мысль не давала ей покоя, возвращаясь снова и снова. Мне нельзя идти к нему. Он должен прийти ко мне. Если я ему сейчас не нужна, я проиграла. И это поражение будет с нами всю жизнь. Но это должно быть его решение, не мое. Я должна его принять, а сейчас изо всех сил нужно терпеть. Что бы ни случилось, я не должна идти к нему!
Часы пробили четыре часа, когда она, наконец, услышала то, чего так давно ждала. Внизу скрипнула дверь. Несколько минут ничего не было слышно. Харриет решила, что Питер передумал. Она затаила дыхание и вдруг опять услышала шаги. Очень медленные и тяжелые. В соседней комнате открылась дверь. Она испугалась, что теперь шаги остановятся, но широко открылась внутренняя дверь, и он вошел.
— Харриет…
— Входи, милый.
Питер подошел очень близко. Его била сильная нервная дрожь. Она протянула ему руку, и он благодарно ее сжал и неуверенно обнял Харриет.
— Ты совсем замерз, Питер. Иди поближе к огню.
— Я не замерз, — немного сердито ответил он. — Это мои чертовы нервы. Ничего не могу с собой поделать. Это началось на войне, я себя за это ненавижу. Не могу справиться сам…
— Я тебе помогу.
— Харриет, я больше не могу ждать, когда это кончится…
— Понимаю. Я тоже не могу уснуть.
Он сидел отрешенный, протянув руки к огню. Лихорадка постепенно стихла.
— Тебе сейчас тоже очень тяжело.
— Конечно. Я тоже. В такие минуты я всегда старалась уползти в темный угол и там спрятаться.
— Теперь, — сказал он, — ты мой угол. И я пришел прятаться.
— Да, любимый.
(И она услышала ангельские трубы на небесах).
— Бывает хуже. Самое ужасное, когда они так и не признают себя виновными. Тогда начинаешь снова и снова перебирать в уме факты и улики, мучительно думая, а вдруг ошибся… А иногда они ведут себя так достойно…
— Как вел себя Кратчли?
— Мне кажется, он ни в чем не раскаялся и жалеет только о том, что его поймали. Он ненавидит старика Ноукса так же сильно, как в тот день, когда его убил. О Полли он даже говорить не хотел. Сказал, что она блудливая сука, а я законченный дурак, что трачу на нее деньги. А Агги Твиттертон пусть вообще пропадет пропадом вместе со всеми нами. И чем скорее, тем лучше.
— Питер, какой ужас!
— Если есть Бог или справедлив ость, Харриет, что дальше? Что мы с тобой сделали?
— Не знаю. Во всяком случае, мы нашли ему лучшего адвоката. Но ему уже нельзя было помочь.
— Ты права, нельзя. Но нужно еще раз проверить все улики…
Пять часов. Он встал, подошел к окну и начал вглядываться в темноту. До рассвета было еще далеко.
— Осталось три часа… Им дают снотворное… Это великодушно… Остается только страх ожидания… Какая отвратительная смерть… Старик Джонсон был прав, лучше бы их расстреливали… «Палач в красном колпаке открывает кованую дверь…» Один раз я добился разрешения присутствовать на казни… Думал, лучше, если я буду обо всем знать… Но это не отучило меня вмешиваться…
— Если бы ты не вмешался, это мог быть Джо Селлон или Агги Твиттертон.
— Я знаю. И постоянно себе об этом твержу.
— Если бы ты не вмешался шесть лет назад, это могла быть я.
Питер, нервно ходивший из угла в угол, резко остановился.
— Если бы тебе тогда, Харриет, пришлось пережить эту ночь, я пережил бы ее вместе с тобой. Хотя ты тогда для меня так мало значила по сравнению с тем, что я чувствую сейчас… Черт возьми, что я делаю? Опять напоминаю тебе о том кошмаре!
— Если бы тот кошмар не случился, мы не были бы сейчас здесь. Мы бы даже не встретились с тобой! Если бы Филиппа не убили, я бы тебя так и не узнала. Если бы я не жила с Филиппом, я бы не вышла замуж за тебя. Грязь и слезы, ошибки и поражения. И после всего этого я вдруг получила тебя. Какой можно сделать вывод?
— Никакого. Во всем этом не было ни логики, ни смысла.
И опять быстрые, нервные шаги без конца…
Неожиданно он спросил:
— Моя милосердная кротость — кто так называл свою жену?