Медсестра из Райминстера
Шрифт:
Внезапно мое внимание привлекла группа маленьких мальчиков, игравших на тротуаре неподалеку от входа. Трое из них окружили того, что помладше. Он стоял, прижавшись спиной к стене, и был готов вот-вот заплакать. Вспомнив уличные потасовки моего детства, я не смогла равнодушно пройти мимо.
— Эй, вы, оставьте его в покое! — скомандовала я.— Несправедливо нападать втроем на одного.
— А вы не лезьте!— крикнул мне в ответ драчливый на вид, растрепанный рыжий парень и довольно сильно оттолкнул меня в сторону. Я пошатнулась, но устояла, как оказалось,
Но все, что я успела заметить, — это четыре пары пяток, сверкавшие вдалеке.
Вдруг я почувствовала чью-то руку у себя на плече.
— Кажется, вы опять ищете неприятностей, — пренебрежительно произнес знакомый голос.
Это был Дэвид Коллендер! Все еще держа меня за руку, он достал из кармана белоснежный носовой платок и принялся стряхивать с меня комочки земли.
Мое сердце отчаянно заколотилось. Я боялась даже представить себе, какой неряхой сейчас выгляжу.
— Что вы здесь делаете? — спросила я, когда он спрятал платок в карман.
В ответ он махнул рукой в сторону клиники:
— Я работаю здесь по полдня в неделю. Если уж на то пошло, я могу задать вам тот же вопрос.
— О, я просто гуляю…
Он посмотрел на меня, и на его губах появилась легкая, недоверчивая усмешка.
— Я пыталась помешать несправедливой расправе, — пояснила я. — Да вы за меня не переживайте, я привыкла к мальчишкам. У меня трое младших братьев.
— О, вот это семья! — сказал он.
Мы вместе пошли по тротуару. Я и сама не заметила, как рассказала ему все о папе, о детях и о том, как пришлось на время бросить учебу и заняться семьей.
— Вы молодец, — сказал он одобрительно. — Вам, должно быть, было очень трудно с детьми.
— А вы тоже из большой семьи? — спросила я, испугавшись надвигающейся паузы.
— Нет, я был единственным ребенком, — произнес он отрывисто. — Иногда я готов был отдать что угодно за то, чтобы все было иначе. У людей из больших семей есть то, чего нет у других. Во-первых, они умеют защищаться. Потом, они смелее. Такое впечатление, что они выдержат все, что бы на них ни свалилось! Возможно, это из-за того, что у них навсегда остается в памяти разделенное на всех семейное тепло…
Он внезапно замолчал. Глаза его странно блеснули. У меня сложилось впечатление, что когда-то в прошлом жизнь крепко побила его и обида и горечь сохранились в нем до сих пор. Не подумав, я сказала полушутливо:
— Похоже, что у вас была несчастливая юность.
Он искоса взглянул на меня и недовольно нахмурился.
— Я предпочел бы не обсуждать мою личную жизнь, — отрывисто произнес он.
Мне надоели внезапные смены его настроения. Резко остановившись, я показала рукой на первую же улочку, сворачивавшую вправо.
— Здесь я с вами попрощаюсь, мне сюда.
Слишком
Он иронически поднял одну бровь, и мне показалось, что оба мы вот-вот рассмеемся. Вместо этого он сказал торопливо:
— Вы не хотели бы поужинать со мной сегодня вечером?
Я просто остолбенела: слишком внезапной была перемена от настороженной холодности к тому, что принято называть ухаживанием. Заикаясь от волнения, я начала отказываться.
Его лицо потемнело.
— Хорошо, — сказал он устало. — Не нужно выдумывать предлогов. Я сам должен был думать, что говорю. Пожалуйста, забудьте, о чем я вас просил.
И он пошел прочь.
Я принялась бесцельно бродить по улицам, ничего не замечая вокруг и пытаясь разобраться в своих мыслях. Теперь у меня не оставалось и тени сомнения — я любила Дэйва Коллендера. С самой первой встречи он притягивал меня все сильнее и сильнее. И все же я инстинктивно отказалась от его приглашения, потому что в этом человеке было много непонятного для меня, много пугающего и даже отталкивающего.
Я не переставала гадать, что произошло бы, если бы я согласилась. Пригласив меня в ресторан, Дэйв Коллендер оказывал мне такую честь… мне, Дженни Kapp, обычной студентке-техничке. Инстинкт подсказывал мне быть осторожной, но я не могла контролировать свои чувства, которые бушевали внутри меня с невиданной силой…
О спокойной прогулке по окраинам теперь не могло быть и речи. Вместо этого я медленно отправилась назад в больницу.
Когда я вышла на дежурство на следующее утро, то обнаружила, что миссис Эпплби стало немного лучше. К ней частично вернулось сознание, но постоянное дежурство у ее постели все еще было необходимо, и старшая сиделка Шортер проводила рядом с ней немало времени. И Дашфорд, которая то и дело бегала выполнять ее распоряжения, жаловалась, что на этот раз ей угодить еще труднее, чем обычно.
— Можно подумать, что здесь лежит особо важная персона, — ворчала Линда. — Никогда не замечала, чтобы она раньше так переживала за пациентов.
Но даже старшей сиделке требовался небольшой перерыв, чтобы сходить выпить кофе, и однажды, когда она отсутствовала, пришел мистер Эпплби. Он был встречен старшей сестрой, которая, по-видимому, его ждала. Они остановились неподалеку от двери в палату и о чем-то тихо заговорили. Я услышала, как она упомянула старшую сиделку Шортер и мистер Эпплби воскликнул:
— Шортер, вы сказали, сестра?
— Да. Что-нибудь не так, мистер Эпплби?
Он помедлил, затем покачал головой. Проведя несколько минут со своей женой, он покинул палату.
После этого случая мое любопытство разгорелось с новой силой. Работа в больнице означает бесконечную цепь таинственных загадок, незаконченных историй, нерешенных вопросов в отношениях между людьми. Наша профессия учит нас не принимать слишком близко к сердцу эмоциональные переживания наших пациентов, и обычно мне удавалось быстро забывать о чужих проблемах.