Медсестра из Райминстера
Шрифт:
На следующее утро с обычной своей импульсивностью я решила, что пора начинать действовать.
В последнее время Шортер стала очень общительной. В это утро я как раз осталась с ней наедине. Я вынимала маски из стерилизатора, а она рядом готовила гипс.
Как обычно, она воспользовалась этим моментом, чтобы обсудить со мной одну из пациенток, поступивших к нам в палату с ларингитовой закупоркой. Доктор Маллен вынужден был безотлагательно сделать ей трахеотомию. При таких операциях в послеоперационный период очень важно правильно ухаживать за пациентом. Ни в коем случае нельзя
— Однажды я видела, как ребенок умер от того, что трахеотомическая трубка заблокировалась. Вряд ли мне удастся когда-нибудь забыть этот случай, — закончила она мрачно.
Я внутренне собралась. В жизни любой медсестры однажды наступает момент, когда она сознает лежащую на ней ответственность, и для меня такой момент наступил.
— Сегодня у Дьюнн выходной, не так ли? — начала я. — Отдых пойдет ей на пользу. Мне кажется, она какая-то странная все эти дни.
— Что вы имеете в виду?
— Ну, мне кажется… Она ведет себя как-то странно. Я подумала, что у нее, возможно, психическое расстройство…
Шортер посмотрела на меня через плечо:
— Какой учебник вы штудируете сейчас? Психиатрию, я полагаю? После таких занятий легко предположить, что люди вокруг вас не вполне нормальны… Когда я сама сдавала экзамены, то была убеждена, что у меня маниакальный невроз… Нужно быть очень осторожной в своих суждениях, иначе вы можете оказаться в незавидном положении.
— Простите, сестра, — сказала я быстро и снова сконцентрировалась на своей работе.
— На вашем месте, Kapp, я бы внимательнее следила за собственными ошибками.
Это было сказано без осуждения или язвительности, но я поняла, что разговор окончен.
Я решила не возвращаться больше к этой теме, а то Шортер, чего доброго, еще подумает, что мне самой нужно лечиться, но я твердо решила поговорить с кем-нибудь еще.
На следующее утро такая возможность представилась.
Доктор Маллен остановил меня в коридоре и предложил вступить в теннисный клуб при больнице. Я играла довольно хорошо и охотно согласилась.
По сравнению с Дэвидом Коллендером с Тони Малленом мне было легко найти общий язык.
— Доктор Маллен, могу я вас кое о чем спросить? — туманно начала я. — Если бы у вас был пациент, который разговаривает сам с собой, сочли бы вы тогда, что ему необходимо психиатрическое лечение?
Он почесал затылок:
— Вопросик на тысячу гиней! Дайте подумать…
Он улыбался, принимая мой вопрос за шутку. Я не удивилась этому — ведь никто не воспринимал меня всерьез. Весело поблескивая глазами из-за толстых роговых очков, он притворялся эксцентричным всезнайкой, щеголяя передо мной своими познаниями. Я вынуждена была стоять и беспомощно хихикать, как вдруг дверь из коридора отворилась и вошел Дэвид Коллендер.
— А, вот тот, кто вам нужен! — приветствовал его Тони Маллен. — У Дженни есть пациентка, которая разговаривает сама с собой. Она хочет знать, что это — паранойя или простое слабоумие? — Он засмеялся и ушел.
К моему ужасу, я заметила, что на лице Дэвида Коллендера застыло ледяное неодобрение. Он посмотрел на меня, и в углах его рта появились жесткие складки.
— Значит, вы считаете, что это удачный повод посмеяться?
Я почувствовала, что мои щеки вспыхнули.
— Нет. Я вовсе не смеялась. Я только…
— Медсестра, которая смеется над психическими заболеваниями, недостойна носить свою форму! — отрезал он.
Затем он прошел в кабинет старшей сестры, толкнув вращающуюся дверь с такой злостью, что она чуть не сбила меня с ног.
Я вернулась к себе в палату, чувствуя себя больной и опустошенной. Снова я ощутила, что мое настроение зависит от Дэвида: когда он улыбался, я была на седьмом небе от счастья, когда я впадала у него в немилость, то чувствовала себя одинокой и потерянной, словно ребенок, заблудившийся в темноте.
Я вспомнила свой первый день в Райминстере, то, как поразил и заинтересовал меня доктор Коллендер. Если бы я знала тогда, что от него будет зависеть мое эмоциональное состояние, возможно, я бы убралась отсюда, пока еще на сердце у меня было легко и свободно.
Неужели убралась бы? Веселая и беззаботная, раньше я жила практически на поверхности жизни. Сам того не сознавая, Дэвид Коллендер навсегда изменил мою жизнь.
Хотя в некотором роде он сделал меня лучше: любовь научила меня быть более чуткой и внимательной к другим людям, особенно к пациентам.
Именно поэтому меня так расстроили его последние слова. Уж кто угодно, только не я стану рассматривать психические заболевания как предмет для шутки.
Мне было очень больно от такой несправедливости.
После столь неприятного рабочего дня мне не хотелось снова встречаться с инициативной группой по организации шоу, собрание которой было назначено на этот вечер. Но все же я туда пошла, зная, что меня будет ждать Иуда. Вообще-то он мне очень нравился и с ним было весело, но я знала, что мы никогда не сможем быть больше чем друзьями. Но меня вполне устроило бы, если бы окружающие начали связывать наши имена. Так мне легче было бы скрывать мою тайную страсть к Дэвиду Коллендеру.
В этот вечер собрание началось с чернового прогона разных кусков шоу. К моему удивлению, на сцену очень уверенно поднялась Эйлин Дьюнн.
— Я бы хотела показать вам некоторых лиц из персонала нашей клиники, — провозгласила она.
То, что последовало за этим, было одной из талантливейших пародий, какие я когда-либо видела. Вряд ли был хотя бы один человек, которого бы мы не узнали.
Каждое новое лицо мы встречали с криками одобрения и удовольствия. Доктор Ингрэм, дородный и напыщенный, мистер Хорас Мэйхью, сестра-хозяйка, сестра-смотрительница… Это было не только невероятно смешно, но и остросатирично. Когда Эйлин наконец поклонилась и сошла со сцены, раздался гром аплодисментов.