Медсестра
Шрифт:
— Я бы хотела посоветоваться, но так, чтобы об этом не узнал мсье Лакомб, — сразу же выпалила она. — Могла бы я рассчитывать на такую доверительность?
Еще выбегая на крыльцо, она и не собиралась делиться с Виктором своими сомнениями, но, увидев его, бросилась к нему, позабыв обо всем, точно бес в спину подталкивал.
— Конечно, разумеется! — Бывший разведчик слегка порозовел, выдав свое волнение.
— Мишель мне сделал предложение, но я не знаю,на что решиться. Боюсь пересудов здешних, да и Филипп злобу затаит, посчитает, что сама отца на себе женила. — Она не стала распространяться о наследстве: вопрос деликатный и не о том вообще речь. — Потом, и гражданства у меня нет, вот и получается, что я пришлая!
Виктор, услышав это сообщение, точно окаменел, будто Алена известила его о смерти Мишеля.
— Что значит «пришлая»? — не понял он.
— Пришлая? Ну чужая, нездешняя.
— Понятно. Но это нестрашно, да и значения никакого не имеет. И пересудов бояться нечего. Филипп, конечно, разъярится, но не это главное. — Он облизнул пересохшие от волнения губы. — Со мной Мишель говорил два дня назад...
— О чем? — удивилась Алена.
— Он просил меня поговорить с вами...
— О чем поговорить?! — не поняла она.
— Чтобы я сказал, как он любит вас...
— Почему он сам не скажет?
— Нет, он просил сказать, что никого еще так не любил! Даже свою жену Фанни!
— Странное объяснение в любви — через соседа! — фыркнула Алена.
— Мишелю никогда не везло с женщинами, — словно не заметив ее недоумения, продолжил Виктор, — хотя на самом деле он тонкий и необыкновенно одаренный человек, и это великая честь — заслужить его любовь. Он настоящий рыцарь, и, будь я женщиной, я бы влюбился в него без памяти!
— Вот как? — удивилась она. — Что-то слишком много мужчин здесь хотят походить на женщин.
— Что вы сказали?
— Вы хороший друг, — с грустью констатировала Алена.
— Обыкновенный. Когда твой товарищ детства слабый человек, то поневоле, даже в ущерб себе, хочется в первую очередь помочь ему...
— Я не понимаю, что значит «слабый», — перебив, заговорила она. — Если под слабостью подразумевается тонкость чувств, а под силой их грубость, то я отвергаю такую силу и охотнее приму слабость. И вообще, кто сильнее: лесоруб или музыкант? И не бывает ли, что слабые сильнее сильных? В дуб молния
попала, и он сгорел дотла, а иву сколько ни сгибай, она всегда выпрямляется!
Виктор был сражен этой неожиданной отповедью.
— Возможно, вы и правы, я об этом не подумал, — смутился он.
— Странно.
— Что?
— Я думала, что бывшим разведчикам свойственно задумываться о самых разных вещах,
— Откуда вы знаете, что я бывший разведчик?
На этот раз настала пора смутиться Алене. Она сама не заметила, как проговорилась.
— Прошу прощения, я не должна была об этом...
— Ничего страшного, — с грустью улыбнулся Виктор. — Я никогда не делал тайны из своей прежней профессии. И ваша фраза о том, что мой уровень мышления мог быть и повыше, также вполне справедлива. Видимо, я был неважным разведчиком, если мне предложили выйти в отставку и ныне в моих услугах не нуждаются. Это горько осознавать, но это так.
Она зябко повела плечами, не замечая его восхищенного взгляда.
— Мне пора идти.
— Да, конечно, вы всегда так легко одеваетесь!
— Так мне выходить за Мишеля или нет? — снова спросила Алена.
— Я его друг и был бы рад его счастью.
— Что ж, спасибо за совет! — с обидой в голосе проговорила она и убежала.
Виктор еще минут пять сиротливо стоял у ворот «Гранд этуаль», понимая, что совершил глупость, но разве он мог совершить вероломство и за спиной друга объясниться Алене в любви, самому предложить ей руку и сердце. Все-таки Лакомб первым
нашел ее, пусть и по фотографии, вызвал из России, завоевал ее симпатию.
Он долго стоял у ворот, пока бигли громким лаем не вернули хозяина с небес на землю. Он поплелся домой кормить своих любимцев, пить горький утренний кофе, ибо до полудня обычно ничего не ел.
— Не мог же я ей сказать: «Не выходи за инвалида, выходи за меня, мне нужна настоящая жена, такая, как ты, а не сиделка, и я готов составить твое счастье. Мы будем странствовать по свету, на Рождество возвращаться сюда. И еще ты родишь мне сына и наследника...» Да, это могла бы быть удивительная жизнь! Верно, мальчики?
Но «мальчики», уткнувшись в свои плошки, наполненные рисовой кашей с мясом и сухариками «Педигри», с жадностью ее пожирали, не обращая внимания на бормотание хозяина. Впрочем, если б они умели разговаривать, то вряд ли бы его поддержали: странствия для собак утомительны. То ли дело жить здесь, на вилле, где можно вволю порезвиться и поохотиться, тем более что их господин такого случая не упускает ни зимой ни летом. И менять эту сытую, сладкую жизнь на какие-то долгие странствия они были вовсе не намерены. К счастью, в отличие от кошек, собаки будущее провидеть не могли, а потому, набив животы, они минуты две с визгом носились друг за другом по комнатам, после чего, сытые и счастливые, улеглись у камина и быстро уснули, не ведая, какая страшная угроза пронеслась этим утром мимо них.
— Сегодня на обед фаршированная щука, — громко объявила Колетт, когда сиделка спустилась на кухню за завтраком. — Мсье Мишель очень любит это блюдо, а я делаю его сегодня по весьма радостному поводу: моя невестка забеременела! Николь вчера днем заезжала к врачу, и он ей сообщил эту радостную новость! Наконец-то! А то я начала уж подозревать, что мой пустобрюхую отхватил. Два года молодые прожили, а невестка не несет и не несет! Ан нет! Скоро бабушкой стану!
Стряпуха расхохоталась,обнажив большие желтые зубы.
Забрав завтрак, Алена поднялась к мсье Лакомбу. Тот, одевшись, уже сидел за столом, поджидая ее. Сиделка опоздала на пять минут, но Мишель ничего ей не сказал, хотя она знала, что хозяин этого не любит.
— Сегодня, кажется, холоднее, чем вчера, — намазывая хрустящий круассан маслом, проговорил он.
— Туман, — отозвалась она.
Мишель заметил улыбку на ее губах и замер в ожидании.
— Я никак не отважусь спросить, что ты решила? — робко проговорил он. — Если ты еще не придумала, как сказать, то я могу еще подождать...