Медведь и соловей
Шрифт:
— Отец, — сказал Саша, дрожа от волнения. — Священник сказал, что на севере Москвы, на холме Маковец есть святой. Он создал монастырь и собрал уже одиннадцать учеников. Говорят, он общается с ангелами. Каждый день к нему приходят за благословением.
Петр хмыкнул. Он уже неделю был в Москве, занимался делами. Его последним усилием — только законченным — был визит к лазутчику татар, баскаку. Никто из Сарая, драгоценного города, построенного Ордой, не был бы впечатлен подношениями северного правителя, но Петр уклончиво передал ему шкуры. Груды лисиц, горностаев,
Петр устал и вспотел в наряде, расшитом золотом. Но он не мог отдыхать, пока его сын взволнованно рассказывал о святых и чудесах.
— Там всегда есть святые, — сказал Петр Саше. Он знал внезапную тягу к тишине и простой еде, местные жители любили кухню Византии, и в результате блюда вызывали боль в его желудке. Этой ночью пир продолжится, интрига продолжалась, он все еще искал жену себе и мужа Ольге.
— Отец, — сказал Саша. — Я хотел бы пойти в тот монастырь, если можно.
— Сашка, ты не можешь сходить в церковь здесь? — сказал Петр. — Зачем тратить на путь три дня?
Саша оскалился.
— В Москве священники любят свой титул. Они едят жирное мясо и не помогают бедным.
Это было так. Но Петр, хоть и хорошо управлял своим народом, плохо судил о справедливости. Он пожал плечами.
— Твой святой может быть таким же.
— И все же я хотел бы увидеть. Прошу, отец, — хоть у Саши были серые глаза, у него были брови и длинные ресницы матери. Они опустились, изящные на его тонком лице.
Петр задумался. Дороги были опасными, но протоптанный путь на север от Москвы был лучше. Он не хотел растить робкого сына.
— Возьми с собой пятерых. И два десятка свеч, этого должно хватить.
Лицо юноши просияло. Рот Петра напрягся. Марина была упрямой, но он видел ее такой, когда ее душа озаряла лицо огнем.
— Благодарю, отец, — сказал юноша. Он выбежал за дверь быстро, как ласка. Петр услышал, как он во дворе созывает людей и кличет свою лошадь.
— Марина, — тихо сказал Петр, — спасибо за своих сыновей.
* * *
Троице — Сергиевская лавра была построена в глуши. Хотя ноги пилигримов вытоптали путь в снежном лесу, деревья все еще прижимались по бокам, скрывая башню с колоколом простой деревянной церкви. Саша вспомнил свою деревню. Неровный частокол окружал монастырь из маленьких деревянных зданий. В воздухе пахло дымом и пекущимся хлебом.
Олег ехал с ним, управлял остальными.
— Мы не сможем все войти, — сказал Саша, остановив лошадь.
Олег кивнул. Все спешились, звякая стременами.
— Ты и ты, — сказал Олег, — следите за дорогой.
Выбранные мужчины устроились у тропы, ослабили ремни на лошадях и приступили к поискам хвороста. Другие прошли между столбами узких незапертых врат. Большие деревья бросали тени на маленькую церковь.
Худой мужчина вышел на порог, стряхивая муку с ладоней. Он был не очень высоким, не очень старым. Его широкий нос был между большими
Саша знал его. Монах мог быть в лохмотьях нищего или наряде епископа, а Саша все равно узнал бы его. Юноша рухнул на колени в снегу.
Монах остановился.
— Что привело тебя сюда, сын мой?
Саша едва заставил себя поднять голову.
— Я пришел за благословением, батюшка, — выдавил он.
Монах вскинул брови.
— Не нужно меня так звать, я не посвящен в сан. Все мы — дети Бога.
— Мы принесли свечи для алтаря, — пролепетал Саша, все еще на коленях.
Тонкая натруженная рука обхватила локоть Саши и подняла его на ноги. Они были почти одного роста, но юноша был шире в плечах, еще не повзрослел, так что был нескладным.
— Здесь мы преклоняемся только перед Богом, — сказал монах. Он разглядывал лицо Саши. — Я делаю хлеб для службы этой ночью, — резко добавил он. — Идем, поможешь мне.
Саша кивнул без слов и махнул своим людям идти.
Кухня была грубой, жаркой от печи. Мука, вода и соль ждали, когда их замешают, раскатают и испекут в пепле. Они работали в тишине, но тишина была легкой. В этом месте было спокойно. Вопросы монаха были мягкими, и юноша едва их замечал. Ему было неловко заниматься непривычным заданием, он месил тесто и рассказывал об отце, о смерти матери, о путешествии в Москву.
— И ты пришел сюда, — закончил за него монах. — Что ты ищешь, сын мой?
Саша открыл рот и закрыл его.
— Н — не знаю, — признался он со стыдом. — Чего — то.
К его удивлению, монах рассмеялся.
— Хочешь остаться?
Саша уставился на него.
— Жизнь тут у нас сложная, — серьезно продолжал монах. — Тебе придется построить свою келью, высадить свой сад, печь свой хлеб, помогать братьям, когда нужно. Но тут спокойствие, умиротворение. Вижу, ты его ощутил, — видя потрясение Саши, он сказал. — Да, да, многие пилигримы приходят сюда и просят остаться. Но мы принимаем только тех, кто не знает, чего ищет.
— Да, — медленно сказал Саша. — Да, я бы очень хотел остаться.
— Хорошо, — сказал Сергей Радонежский и повернулся к печи.
* * *
Они гнали лошадей в Москву. Олег не так понял пылающий взгляд на лице юноши. Он ехал близко к Саше, хотел поговорить с Петром, но юноша добрался до отца первым.
Они приехали в город на пылающем закате, башни церквей и дворца темнели на фоне фиолетового неба. Саша оставил лошадь во дворе и побежал по лестнице к комнатам отца. Он нашел отца и брата одевающимися.
— Рад встрече, младший брат, — сказал Коля, когда Саша вошел. — Ты закончил с церквями? — он быстро посмотрел на Сашу и повернулся к одежде. Зажав язык губами, он устроил шапку из черного соболя на черных волосах. — Ты вовремя. Помойся. Мы сегодня идем пировать, и нам покажут женщину, на которой женится отец. У нее все зубы — это важно, как по мне — и приятный… что, Саша?
— Сергей Радонежский пригласил меня остаться в монастыре на холме Маковец, — громко повторил Саша.
Коля побелел.