Медведь
Шрифт:
~~~
В ПУТЬ ОНИ ПУСТИЛИСЬ НЕЗАМЕДЛИТЕЛЬНО, вдоль ручья в лес, потом — на северо-северо-запад, сверяясь с девочкиным компасом, все дальше в глубь суши, через густой сосняк; медведь то ли с равнодушием, то ли с изумлением смотрел на указатель направления, который девочка держала в руке и которому следовала неукоснительно, что именно он при этом думал, ей было не понять. На первый ночлег они встали на старой безлесой вершине холма под луной, которая озаряла далекий берег и заливала светом предгорья на западе, утром же проснулись и пошли дальше.
ДЕНЬ ПЕРЕВАЛИЛ ЗА ПОЛОВИНУ, ОНИ ШЛИ МЕЖДУ сухими березами и кустами можжевельника, медведь вдруг остановил девочку и спросил, что у нее в руке. Она ответила:
Девочка не стала задавать вопросов, и весь остаток дня, до заката, они шли не останавливаясь, а спать легли без костра, в сосновом лесу, который всю ночь шептал у них над головами. Когда утром они снова пустились в путь и влезли на вершину самого высокого холма из всех, на которые взбирались после ухода с побережья, девочка поняла, что медведь повел ее в обход того места, где стены. Она подумала, может, он знает о том, что там случилось, или инстинкт с чутьем заставляют его избегать тех краев, но спрашивать не стала и даже не оглянулась с вершины холма, чтобы кинуть взгляд на горизонт тех земель.
ЗА ЭТИМ ДНЕМ ПОТЯНУЛИСЬ ДРУГИЕ, ПОЛНЫЕ теплого солнца и свежего ветерка в лесах, по утрам оба вставали рано, наверстывая время. Один день они шли к северу, следующий — прямо на запад, потом — на северо-запад, причем путь указывали по очереди с самого первого шага на утренней заре, так что, хотя они и радовались скорости своего продвижения, путь их напоминал путь заблудившихся суеверных бродяг, которые бредут вверх по склонам, огибая долины, и вид у них такой, будто они не следуют причудам рельефа, а каждый вечер перед сном кидают жребий и один лишь случай определяет, в каком направлении они двинутся дальше, когда рассветет.
ПИТАЛИСЬ ОНИ ФОРЕЛЬЮ, КОТОРУЮ МЕДВЕДЬ ловил в ручьях с каменистым руслом, рядом с местом их очередного ночлега, а еще кедровыми орехами. которые девочка, точно белка, вылущивала из шишек, диким виноградом и малиной, которых по осени отыскивались целые россыпи — медведь втягивал ягоды прямо с лозы и веток, будто воздух. Ели коровяк, шиповник и рогоз. Уйдя дальше, стали собирать пекан, сассафрас и кленовые крылатки, а потом, уже в глубине леса — камбий березы и сосны. Медведь, похоже, знал каждое дерево со съедобными плодами, листьями или орехами на их тропе или рядом с ней, девочка этому сильно удивлялась, но была ему от всей души признательна за эту лесную пищу.
ОДНАЖДЫ УТРОМ ОНИ ОТЫСКАЛИ НА ЛУЖАЙКЕ островок золотарника, горевший, точно солнце. Медведь остановился и стал смотреть, как пчелы перелетают с цветка на цветок, а потом отбывают, нагруженные пыльцой. Он следил за каждой, поворачивая морду, провожал долго, как будто ему нравилось наблюдать в одиночестве их труды, а потом сказал девочке: сюда.
С лужайки они по прямой шагнули в лес, а там обнаружили большой клен, в который попала молния: он сломался посередине и расщепился, пчелы влетали в дупло и вылетали обратно, низкий гул их присутствия был едва слышен снаружи. Девочка поняла, что задумал медведь. Он проследил траекторию полета пчел от цветов к улью, так же как это когда-то проделывал ее отец, и таким образом обнаружил запасы меда. Не сбавляя темпа, он легко взбежал по стволу, добрался до дупла, засунул туда морду и когти. Рабочие пчелы накинулись на медведя, облепили морду, но его это, похоже, не смущало. Девочка смотрела снизу, как он держится за ствол задними лапами, погружает передние в дупло и пригоршнями черпает в пасть пчел, личинок, восковые соты — все, что прилипает к меху.
ДЕНЬ ЗА ДНЕМ ОНИ ДВИГАЛИСЬ К ВЫСОКИМ ГОРАМ и при этом почти не разговаривали. Словами им служили размеренный шаг и поиск пищи.
Был уже почти полдень, когда они добрались до рощицы из трех ореховых деревьев на вершине холма в поле, где никакому полю быть не полагалось, и медведь первым зашагал через это поле, направляясь в сторону деревьев. Поняв, что девочка за ним не последовала, он обернулся и увидел, что она дожидается среди деревьев;
Девочка вышла на опушку.
Отец учил меня ждать, когда подхожу к краю поля, крикнула она ему в ответ.
Отец правильно тебя учил, сказал медведь и потрусил дальше, к вершине холма.
Девочка еще посмотрела, а потом шагнула в заросли бородача, который успел забронзоветь от осенних холодов. В таком широком поле она бывала всего раз, когда они с отцом отправились охотиться на оленя осенью ее десятого года. Она тогда училась читать следы, они ушли далеко от дома, прежде чем им попалась дичь, а когда попалась, самец, в которого отец выстрелил из лука, выскочил из леса на поле, очень похожее на это, лег в высокую траву и уже не поднялся. Ей хотелось сразу же к нему подбежать, однако мужчина удержал ее и заговорил о разнице между добытчиком и добычей, страхом и спокойствием, слепотой и зрением. Уверившись, что олень истек кровью, мужчина повел ее его искать; они нашли его в траве, освежевали и отнесли домой. Она подумала об отце, о том, как он верил в ее способности к охоте, о том, что умер он не добытчиком и не добычей, и затосковала по нему с пронзительной печалью, по силе не уступавшей усталости. Она вдохнула поглубже, чтобы успокоиться, почувствовала запах палых осенних листьев, ощутила, как ветер делается все студенее, пробегая по траве, что царапала ей колени. Зима была уже не за горами, а девочка проголодалась. Она не знала, чем заглушить горе, но еда способна заглушить голод. А потому она поправила торбу на спине и зашагала вверх по склону холма по направлению к медведю.
В рощице лесные орехи свисали зелеными гроздьями с раскидистых веток. Бурая расколотая скорлупа лежала на земле, ядра склевали птицы и растащили белки. Медведь потерся о самое большое дерево, встал на задние лапы и начал трясти первую ветку, до которой дотянулся. Сверху дождем хлынули орехи. Он опустился, перешел на другую сторону дерева, потряс другую ветку. И с нее орехи падали градом. Он перешел к следующей и обтряс все три дерева на холме.
Девочке не нужно было ничего объяснять. Она достала из торбы шерстяное одеяло, расстелила на земле и принялась собирать опавшие орехи. Когда они поели досыта и девочка вытерла почерневшие пальцы о траву, медведь облизал когти и сказал: тут есть еще и яблоня. Я запах чувствую.
Они спустились с холма с другой стороны, туда, где опять начинался лес, и на противоположной опушке, прямо на границе солнца и тени, увидели яблоню, не очень большую, не очень богатую плодами, но яблок на ней все же было больше, чем могли съесть белки и олени. Медведь подошел, встал, тряхнул и это дерево — плоды застучали по земле, девочка собрала все упавшие. Несколько яблок они съели прямо на месте. Другие девочка завернула в одеяло и положила в торбу. Когда они закончили, солнце уже перевалило за полдень, и медведь вытянул голову и тело по ветру.
Готова? — спросил он у девочки.
Она кивнула, и они вдвоем углубились в лес, будто бы следуя размеченной и нахоженной тропе.
~~~
ГОРНЫЙ ХРЕБЕТ, УВЕНЧАННЫЙ ПОДСВЕЧЕННЫМИ вечерним солнцем белыми шапками, открылся им, когда они вышли из леса и остановились у реки. Шум воды они слышали, еще когда двигались через чащу, а теперь рев бежавшего перед ними потока стал таким громким, что они решили вернуться к опушке и там встать на ночлег.
Медведь пошел к омуту ловить рыбу, а девочка развела костерок. Там, у костра, после еды, она рассказала медведю, что они с отцом тоже спустились именно сюда с высоких гор, куда пришлось залезть, чтобы перебраться с западного берега реки на восточный. Хотя лето было в разгаре, отец привязал ее к себе, потому что течение оказалось очень сильным, — и то она думала, что ее унесет. Медведь ответил, что река действительно быстрая, он однажды видел, как в ней утонул медвежонок— забрел в воду неподалеку от этого места. Так что им, сказал он девочке, тоже стоило бы подняться в горы, которые впереди, вот только высокие пики все еще очень далеко, с их скоростью туда до зимы не успеть. Так что завтра они пойдут строго на север и, если не начнется снегопад, через несколько дней окажутся у пещеры, где можно укрыться.