Медведи и Я
Шрифт:
За час в решете набиралась унция золота; в один прекрасный день, когда я, не разгибая спины, трудился над желобом, подбрасывая лопатой все новые порции донного ила, я стал нечаянным свидетелем маленькой трагедии. Излюбленный тактический прием медвежат заключался в том, чтобы, окружив противника, нанести ему сокрушительный удар. И вот перед ними появился очаровательный, доселе невиданный зверек, который с необыкновенной дерзостью шел прямо на них. Зверек был совершенно черен, если не считать двух белых полос, которые тянулись по его спине от загривка до кончика пушистого хвоста. Я не успел остановить медвежат, в глазах у них загорелся азарт и они уже готовы были приступить ко второй, завершающей фазе привычного маневра — жертва, казалось, сама идет в руки. Но в мгновение ока скунс задрал хвост и, повернувшись к медведям задом, закрылся от них самой эффективной из всех несиловых защитных систем, какие существуют
Однажды утром вскоре после этого случая я снова ковырялся в ручье, а медвежата беспечно барахтались в голубом иле, как вдруг с дерева спрыгнул взрослый енот и угодил прямо на брюхо ничего не подозревающего Расти. Медвежонок от неожиданности издал какое-то козье блеяние и смахнул зверька лапой, тот перелетел к Дасти, она в свою очередь поддала ему лапой так, что он, точно мячик, отскочил к Скречу. Вывалявшиеся в грязи медвежата моментально вскочили на ноги и, готовясь к схватке, выстроились треугольником; я испугался, что они разорвут несчастного енота в клочки, прежде чем я подоспею на выручку; того гляди, дело могло обернуться еще хуже. Я боялся, как бы, памятуя о внушенном мною правиле, что надо всегда делиться друг с другом, один из медвежат не вздумал швырнуть енота ко мне, а летящего на тебя раздраженного енота поймать нетрудно, зато отцепиться от него потом не легче, чем от разъяренной рыси. А этот хвостатый красавец, сильный молодой самец, был раздражен и разъярен до предела. Когда я прибежал на место происшествия, енот был со всех сторон окружен торжествующими медведями, которые не оставили ему никакой лазейки. Мне показалось, что они с восхищением разглядывают отважного маленького гладиатора, который, несмотря на превосходящие силы и численность противника, зажатый с трех сторон, громко и воинственно огрызался, угрожая принять ответные меры, если медвежата посмеют сунуться к нему с новыми издевательствами. Расти почуял, что я пришел на выручку пленнику, и напоследок так поддал ему лапой, что несчастный енот кубарем покатился в ручей. Могу поклясться, что мою проповедь против жестокого обращения с беззащитными животными эта троица слушала, надменно подняв брови.
Спустя много дней, когда последняя нерка и последняя чавыча кончили метать икру в Отет-Крике, из озера потянулась в ручей радужная форель, чтобы тоже оставить свои икринки на речной гальке под заслоном какого-нибудь валуна. При этом рыбы прилагали большие старания, чтобы не повредить икринок лосося, которые уже находились на дне тех же впадин и воронок. В отличие от остальных лососевых рыб, чавыча и нерка мечут икру только в тех речках, которые впадают во внутренние озера. В течение первого года молодь остается в озере, и лишь на второй она отправляется вниз по течению в суровые океанские просторы.
Когда начался нерест форели, на левом берегу ручья объявилась годовалая выдра и стала охотиться на этих рыб. Медведи наблюдали за тем, как это удивительное существо, до отвала наевшись форели, вылезает на берег понежиться на солнцепеке. Повизгивая от нетерпения, они упрашивали меня, чтобы я отпустил их сплавать на другой берег, но я не позволял, опасаясь, как бы они не привыкли потом бродяжничать, к тому же было жалко выдру. На следующий день веселая странница показалась на нашем берегу. Медвежата ринулись к ней. Но им не угнаться было за грациозной пловчихой, которая всячески старалась заманить всю троицу в воду.
Вечером выдре вздумалось поплавать в озере во время купания медвежат; я сразу заметил, как они при виде нее прижали уши, а это был верный знак, что они задумали какое-то озорство. В бинокль я наблюдал с крыльца сценку, которая произошла, когда к медвежатам подплыла выдра. Дразня медвежат, выдра крутилась между ними так близко, что, казалось, они ее вот-вот достанут; она оказалась достойным соперником в игре — целый час они ее ловили, но она слишком хорошо плавала, и в конце концов медвежатам надоело за ней гоняться. На следующий день они снова купались на мелководье, но делали вид, что не замечают выдру. Подобно пуделям, тюленям и шимпанзе, выдры не выносят, когда зрители не обращают внимания
Повеся головы, мучаясь, как я надеялся, искренним раскаянием, медвежата поплелись за мной на пригорок позади сарая, и там я похоронил их несчастную жертву, предварительно содрав с нее ценную шкурку.
Расти, а также его братец и сестрица потеряли всякий страх перед наказанием, потому что я никогда их не наказывал. Виновник трагедии был так пристыжен своим поступком, что весь поник и смотрел на меня с убитым выражением; он вел себя так не потому, что боялся выволочки, а потому, что страдал от моего неодобрения. Он понял, что я недоволен гибелью выдры, не по жестам или голосу, а по моему строгому и сердитому взгляду. Поскольку его разящий удар был завершением заранее обдуманного плана, мы не могли расценить это происшествие как несчастный случай. Поэтому я решил, чтобы он сперва помучился угрызениями совести, и не спешил его прощать. Очутившись в таком крайне неприятном положении, Расти предпочитал молча страдать от моих неприязненных взглядов, он никогда не заискивал передо мной и не лез с ласками, как это сделали бы на его месте Дасти или Скреч. В октябре мороз прихватил траву на лугах, листья осины и ольхи, поэтому находить корм становилось все труднее. Случались дни, когда мы так поздно возвращались домой, что я не успевал очистить решето на желобе. Как-то раз мы с утра ушли по берегу мили за четыре от дома; углубившись в густые заросли прибрежного кустарника, медведи учуяли своим острым нюхом только что убитого оленя. У оленя было разодрано горло, на спине виднелись следы острых когтей; судя по всему, это была добыча пумы, припрятанная в кустах про запас. Голодные медвежата вцепились в оленью ногу и стали с жадностью рвать с нее мясо; они впервые отведали свежей убоины. Они уже стали достаточно сильны для того, чтобы, уперевшись в тушу оленя одной лапой, другой сдирать шкуру.
Усевшись под пихтой, я наблюдал за медвежатами; вдруг упавший сверху кусочек коры заставил меня поднять голову. Прямо над моей головой с высоты пятидесяти футов за каждым нашим движением следила, махая хвостом, большая пума; зверь нервно царапал когтями по ветке, на которой сидел. Растерявшись от страха, я чуть было не крикнул: «Дерево!». Тут бы всем нам пришел конец — и Расти, и Дасти, и Скречу, да и самому Лесли тоже! — но, по счастью, пума все время просидела на ветке, пока, до отвала наевшись непривычного лакомства, медведи не бросили тушу.
В середине октября я окончательно отложил до будущего года свои попытки зарабатывать на жизнь старательским промыслом. Во-первых, температура воды упала до 38°, во-вторых, почти все светлое время суток, которое составляло теперь десять часов, уходило у нас на такие занятия, как обследование поваленных деревьев, переворачивание камней, прочесывание высохших лугов и откапывание нор, в которых живут грызуны — ведь надо было показать медвежатам, где можно отыскать пищу в самое голодное время года.
Хорошо, что радужная форель и форель Долли Уорден еще клевала на комара и на искусственную приманку, а в пятидесяти ярдах от устья речки, на глубоком месте, можно было поймать увесистого толстого гольца или чукучана, которые ловились на вислокрылок.
Медвежата радовались, когда я брал их с собой на рыбную ловлю. Дожидаясь подачки, они колотили лапами по скамейке и даже грызли борта лодки. Наевшись досыта, они плюхались в воду и плыли к берегу. Они обожали кататься в каноэ и глазеть по сторонам, однако, насытившись, предпочитали скорее броситься в холодную воду и проплыть порядочное расстояние до берега, чтобы только не мерзнуть на ветру посреди озера.
К середине октября я успел накоптить в запас триста фунтов рыбы. Вскоре же подули сильные ветры, по озеру заходили волны и на воду ежесекундно садились осенние листья.
Начиная с двадцатого октября на целую неделю зарядил снег пополам с дождем. Хотя медвежата прибавили в весе и округлились, они все же не нагуляли достаточно жира, чтобы его хватило на долгую спячку. Даже мелкие животные в районе озера Такла погружались в спячку не раньше ноября, поэтому я не думал, что мои медвежата закончат свою кормежку раньше Дня Благодарения. В первые три дня ненастья почти все время шел дождь, а мокрый снег таял, едва долетев до земли, поэтому мы могли продолжать наши длительные прогулки; но если до заморозков кормежка медведей представлялась мне нелегким делом, то что же говорить о тех трудностях, которые начались после того, как земля покрылась снегом глубиной в два-три фута.