Мегамир
Шрифт:
Ногтев слабо улыбнулся бледными бескровными губами:
— Уже набираюсь. Здесь так легко, не поверил бы... Только теперь понимаю, что это было за чудовище — атмосферное давление.
Кравченко покачал головой, глаза его были серьезными и очень обеспокоенными:
— Вы пошли на чудовищный риск. Вас изрезали как никого другого, да еще я удалил больше, чем собирался...
Он умолк, начал изучать экраны, где безостановочно бежали цифры, прыгали цветные чертежи. И Ногтев скупо улыбнулся:
— Можете не держать врачебную тайну так строго. Я сразу
Кравченко сказал осторожно, бросил пугливый взгляд на окаменевших гостей:
— Вы играли рискованно, но... выиграли. Мы все убрали. Если появятся метастазы, то здесь их добить легче. Как и другие болезни!..
Кирилл видел, что интеллигентность не дает Кравченко хвалиться, и Кравченко в самом деле поспешно добавил:
— Правда, могут появиться новые, еще неизвестные.
Дверь бесшумно распахнулась, в помещение осторожно продвинулся длинный, очень худой жук ростом с теленка. Двигался он на тонких лапах, озирался пугливо, нервно поводил сяжками, готовый при первом же окрике «Брысь!» удрать, стать в чемоданчик, упасть мертвым как жук-притворяшка.
Его никто не видел, кроме Ногтева, все сидели спиной к двери, и Ногтев с усилием взял ломоть сушеного мяса, сказал «Ап!». Жук подбежал, благодарно схватил подачку и поспешно выбежал, смешно подбрасывая зад.
Кравченко сказал сварливо:
— Вижу, телекамеры работают исправно. Только не все привычки перенимайте! Уже наприваживали попрошаек, не знаем как избавиться. Косяком прут, нащупали добреньких.
— У вас целый зоопарк, — сказал Ногтев с натужным смешком. — Я думал, бред продолжается.
Заговорил Дмитрий, в его голосе прозвучала победная медь духового оркестра:
— Это все бесполезники, Аверьян Аверьянович! Настоящие парни — ксерксы. Самый лучший из них — мой друг Дима.
На его плече дремало невообразимое страшилище, у Саши на коленях свернулся пластинчатый жук, размером с панголина, по стенам и потолку бегали огромные многоножки, жуки и рогоноги. Дрались, шипели друг на друга, скрещивали острые мандибулы, со стуком грохались на пол, разбегались, возобновляли возню...
— Никогда не привыкну, — вздохнул Ногтев. Его глаза закрылись, голос упал до шепота, — стар менять привычки. Если не любил пауков, когда были с ноготь...
— Я консерватор, — говорил он дня два спустя, находясь уже в своей комнате. — Привычки не поменяю, увы. Возраст! Авось в экспедиции будет легче. Я ведь летал, с парашютом прыгал, с дельтапланом знаком...
На коленях у него блаженно выгибался и поскрипывал мандибулами крупный паук-торлик. Пальцы Ногтева механически перебирали длинную шерсть. Пауков Ногтев не терпел. На коленях у него нежился не паук, а толстый сибирский кот. По крайней мере, паук здесь работал котом, а где кот в доме, там покой, уют и благополучие.
— У нас готово, — сообщил Кирилл. — Стартовать можем через неделю. Успеем перетащить необходимое в гондолу, проверим и перепроверим. Сороконожки обещают ясную погоду на ближайшую неделю,
— Ну и приборчики у вас, — заметил Ногтев. — Долгосрочные прогнозы! Трудно научиться ими пользоваться?
— Все умеют, — заверил Дмитрий с удовольствием. — Даже Мазохин разбирается в их... шкалах, делениях, стрелках. Это правило техбезопасности! Без полной сдачи техминимума по опасным, полуопасным и нейтральным насекомым на поверхность не выпускаю. У меня здесь железная дисциплина, Аверьян Аверьянович! Техбезопасностью заведую я, так что сами понимаете...
— Понимаю, — ответил Ногтев. — У вас хорошие казарменные порядки. Каждый носит в себе фельдфебеля, а это страшнее старого бюрократа Ногтева... Что осталось сделать для экспедиции?
— Только надуть воздушный мешок, — отчеканил Кирилл с непривычной для себя лихостью. — И обрубить концы. Запасная горелка, рация, тройной запас горючего, оружие, запасные комбинезоны, яды, контейнеры с химикатами и все-все прочее подготовлено с прошлой осени. В гондолу перегрузим за сутки.
Кравченко, который все еще тщательно следил за выздоровлением Ногтева, заметил ядовито:
— Немировский уже две учебные боевые тревоги провел с тоски! И одну пожарную.
— С персоналом? — не поверил Ногтев.
— В основном Сашу и Димку натаскивает. В восторге все трое.
С края пня хорошо просматривался наполовину зарывшийся в песок красивый блестящий шар, похожий на новогоднюю елочную игрушку. Эту гондолу умельцы Большого Мира делали две недели, пока Кирилл не сообразил, что их гондоле вовсе не обязательно быть копией батискафа для погружения в Марианскую впадину.
На пне, почти в самом центре, стоял железный куб, черный как сажа и ребристый как батарея водяного отопления, ощетинившийся крючьями, якорями, толстыми стволами гарпунных пушек, бластеров. В стенах бугрились крышки люков, блестели стекла иллюминаторов. Такие же два люка и огромный иллюминатор были в днище гондолы.
Крючья выдвигались и убирались, ребра лучше нагревало солнцем, они хорошо держали тепло, но благодаря ребрам на стенах гондолу будет нетрудно охлаждать ветром. Корпус испытывали под ударами сорокатонного молота — зачем?.. Ткань мешка выдерживала любые кислоты, которые могли схимичить в своих железах насекомые, на растягивание превосходила мыслимое и немыслимое, а разрезать ее можно было лишь на особых механических ножницах...
Гондола была размером с трехэтажный дом. Нижний этаж пустили под трюм, где разместили пропановый бак, запасное оборудование, на среднем этаже — кают-компанию и несколько небольших комнат, благо размеры позволяли, а верхний этаж разгородили тремя перегородками, смутно представляя еще, зачем они пригодятся. Ну, подручное оборудование, оружие, стрелы для гарпунных пушек, баки с клеем... Но свободного места оставалось три четверти пространства. Это не тесная корзина, в которой аэронавты путешествуют в Большом Мире!