Мегрэ и господин Шарль
Шрифт:
— Когда как. Иногда и слова не скажет, сидит с поджатыми губами, как будто сердится на меня. А то называет меня «малыш Вито» и говорит без умолку.
— О чем?
— Трудно сказать. Иногда: «Не могу понять, как я до сих пор выношу эту жизнь…» Или, когда приказывает отвезти ее: «В тюрьму, Вито».
— Она так называла дом на бульваре Сен-Жермен?
— Когда пройдется по нескольким барам — да. «Знаете, я пью из-за этой свиньи, вашего месье. Любая женщина запила бы на моем месте». Все в таком роде, понимаете. Я молча
— А ее?
— Мне не хотелось бы отвечать.
— Восемнадцатое февраля — вам это что-нибудь говорит?
— Нет, месье.
— Это день, когда ваш хозяин в последний раз вышел из дома.
— Он, наверное, выходил один, потому что машина ему не потребовалась.
— Что вы делаете вечерами?
— Читаю или смотрю телевизор. Пробую избавиться от своего акцента, но не выходит.
Этот разговор был прерван телефонным звонком. Мегрэ указал Лапуэнту на телефон.
— Да… Он здесь. Передаю трубку… — И, обращаясь к Мегрэ, инспектор пояснил: — Комиссар полиции пятнадцатого округа.
— Слушаю, Жадо.
Мегрэ давно знал его и очень ему симпатизировал.
— Извините, что беспокою, господин дивизионный комиссар. Думаю, то, что я вам скажу, вас очень заинтересует. Бельгийский речник Жеф ван Рутен проверял у набережной Гренель, как работает мотор, и очень удивился, когда увидел, что посреди водоворотов на поверхность поднимается человеческое тело.
— Личность установили?
— У него в кармане брюк оставался бумажник. Жерар Сабен-Левек. Это вам что-нибудь говорит?
— Да, черт возьми! Вы на месте происшествия?
— Нет еще. Я прежде всего хотел предупредить вас. Кто это?
— Нотариус с бульвара Сен-Жермен, который исчез больше месяца назад. Сейчас еду. Встречу вас там. И спасибо.
Мегрэ запихал в карман вторую трубку, повернулся к шоферу:
— Пока вы мне больше не нужны. Можете идти. Благодарю за помощь.
Оставшись наедине с Лапуэнтом, Мегрэ вздохнул:
— Его-таки убили.
— Сабен-Левека.
— Только что вытащили тело из Сены, набережная Гренель. Поедешь со мной. Сначала предупреди отдел идентификации.
Маленький автомобиль выбрался из заторов машин и достиг Гренельского моста в рекордное время. На берегу Сены, ниже набережной, были свалены брусья, груды кирпичей, какие-то трубы. Несколько барж стояли под разгрузкой.
Вокруг безжизненного тела сгрудилось человек пятьдесят — постовому стоило большого труда не подпускать их близко.
Жадо был уже на месте.
— Товарищ прокурора сейчас будет здесь.
— Бумажник у вас?
— Да.
Жадо передал Мегрэ бумажник. Был он, естественно, совершенно размокший, липкий, дряблый. Лежало в нет три пятисотфранковых купюры и несколько сто-франковых, удостоверение личности и права. Чернила расплылись, но некоторые слова еще можно было прочесть.
— Больше ничего?
— Нет, есть. Чековая книжка.
— Тоже на имя Сабен-Левека?
— Да.
Мегрэ украдкой поглядывал на разбухшее тело, распростертое на мостовой. Как всегда в подобных случаях, комиссару пришлось пересилить себя, чтобы к нему приблизиться.
Вздутый живот был похож на переполненный бурдюк. Грудь была распорота, и оттуда вылезали внутренности мерзкого белого цвета. Что касается лица, в нем уже не оставалось почти ничего человеческого.
— Лапуэнт, звони Лёкюрёру, пусть сейчас же едет сюда.
Мегрэ не мог допустить, чтобы это увидела Натали.
— Где речник?
Ему ответили с сильным фламандским акцентом:
— Я здесь, господин полицейский.
— Вы тут долго стояли?
— Больше двух недель, понимаете. Я рассчитывал задержаться дня на два, чтобы выгрузить кирпичи, но забарахлил мотор. Механики пришли чинить. На это потребовалось время. Сегодня утром они закончили работу…
Рядом с речником стояла его белобрысая жена со светловолосым младенцем на руках: судя по всему, она не понимала по-французски и с беспокойством переводила взгляд с одного собеседника на другого.
— Около трех я решил сам проверить мотор, потому что рассчитывал завтра утром отплыть в Бельгию, взяв груз вина в Берси. Я почувствовал: что-то мешает, и когда мотор заработал, тело неожиданно всплыло на поверхность. Оно, наверное, зацепилось за якорь или винт, поэтому все распорото. Вот уж повезло, правда, месье…
Товарища прокурора, которому не было и тридцати, звали Орон. Выглядел он очень элегантно, очень изысканно.
— Кто это? — спросил он, пожав Мегрэ руку.
— Мужчина, который исчез больше месяца назад, Сабен-Левек, нотариус с бульвара Сен-Жермен.
— Он украл кассу?
— Не похоже.
— У него были причины для самоубийства?
— Не думаю. Последней, кто его видел, была девушка из ночного кабаре.
— Значит, его убили?
— Вероятно.
— Здесь?
— Не представляю, каким образом могли его привезти живым на берега Сены. Идиотом он не был…
Привет, Гренье. У меня тут для вас грязная работенка.
— Видел.
Это был один из новых судебно-медицинских экспертов.
— Здесь я ничего не могу сделать. Констатировать смерть было бы с моей стороны смешно: она достаточно очевидна.
Подъехал фургон Института судебной медицины. Но сначала пришлось предоставить поле деятельности фотографам из отдела идентификации. Первый клерк нотариуса не заставил себя ждать и уже спускался по каменным ступеням, ведущим на грузовой причал.
Мегрэ указал ему на бесформенную массу, распространявшую зловоние.
— Посмотрите, он ли это.
Подойти ближе первый клерк не решался. Держался он неестественно прямо и не отнимал от носа и рта носовой платок.
— Это действительно он, — заявил Лёкюрёр.