Мегре колеблется
Шрифт:
Арманьяк - французская водка.
– Предпочитаю не быть судьей, и это избавляет меня от необходимости судить...
– Вот это мне и хотелось от вас услышать... Когда в вашем кабинете находится обвиняемый или подозреваемый в преступлении, способны ли вы определить ту долю виновности, которая может быть ему вменена.
– Очень редко... Психиатры впоследствии...
– В этой библиотеке я собрал труды психиатров. В старину чаще всего отвечали виновен и удалялись со спокойной совестью. Но перечитайте, например, Анри Эя...
– Знаю...
– Вы говорите по-английски?
– Очень плохо.
– Знаете, что они называют "хобби"?
– Да... Времяпрепровождение... Неоплачиваемая деятельность... Мания...
– Так вот, мосье Мегрэ, мое хобби или, как некоторые говорят, моя мания - это статья шестьдесят четыре... Занимаюсь ею не я один... И эта знаменитая статья - содержится не только во французском кодексе... Сформулированная несколько иначе, она существует и в кодексе США, и в английском, и в германском, и в итальянском...
Парандон все больше оживлялся. Его бледное лицо порозовело. С поразительной энергией он размахивал своими пухлыми ручками.
– Таких, как я, - тысячи, что я говорю - десятки тысяч, и мы поставили своей задачей изменить эту постыдную шестьдесят четвертую статью, этот пережиток минувших времен. Речь здесь идет не о тайном обществе. В большинстве стран существуют официальные группировки, журналы, газеты... И знаете, что нам отвечают?..
И чтобы пояснить, "кто" отвечает, он вопросительно взглянул на портрет тестя:
– Нам говорят: "Уголовный кодекс составляет единое целое. Если вы замените в нем хотя бы один камешек, все здание может рухнуть..." И нам возражают: "Если действовать по-вашему, то не судье, а врачу будет предоставлено право решать..."
Я мог бы говорить об этом часами. Я посвятил этому вопросу много статей, и если это не будет с моей стороны дерзостью, я попрошу мою секретаршу вам их переслать... Вы знаете преступников, если можно так выразиться, из первых рук... Для судьи же это только существа, которых почти автоматически подводят под ту или иную статью. Вы меня понимаете?
– Конечно...
– За ваше здоровье...
Он перевел дыхание и, казалось, сам был поражен, что так разошелся.
– Ведь мало с кем я могу говорить настолько откровенно... Вас это не шокирует?
– Нисколько...
– Ба, да ведь я даже не спросил, зачем вы хотели меня видеть... Я был в таком восторге от предстоящей встречи, что об этом даже не подумал...
И с иронией в голосе добавил:
– Надеюсь, речь идет не о морском праве? Мегрэ вытащил из кармана письмо:
– Это послание я получил сегодня утром по почте. Оно без подписи, и я вовсе не уверен, что послано из вашего дома... Я только прошу вас внимательно с ним ознакомиться...
Как ни странно, адвокат стал прежде всего ощупывать бумагу, как если бы у него было особенно развито чувство осязания.
– Похоже, что моя... Такую легко не найдешь... В последний раз я просил своего гравера заказать у фабриканта...
– Это-то обстоятельство и привело меня к вам.
Парандон сменил очки, скрестил свои короткие ножки и стал читать, шевеля губами, а иногда бормоча отдельные слоги:
"Скоро должно произойти убийство... Быть может, его совершит человек, которого я знаю, а может быть, и я сам..."
Он внимательно перечел этот абзац.
– Можно сказать, что тщательно подбиралось каждое слово, не так ли?
– И мне так показалось.
"...Она в каком-то смысле неизбежна..."
– Эта фраза мне нравится меньше. Она слишком цветиста. Потом, возвращая листок Мегрэ и снова сменив очки, произнес:
– Любопытно...
Этот человек не любил громких фраз и не терпел напыщенности. Любопытно... Этим и ограничивались его комментарии.
– Меня поразила одна деталь, - пояснил Мегрэ.
– Автор письма называет меня не просто комиссаром, как это делает большинство, а моим официальным титулом: Господин дивизионный комиссар.
– Я об этом тоже подумал. Вы поместили объявление?
– Да. Сегодня вечером оно появится в "Монд", а завтра утром в "Фигаро".
Странно, что Парандон не был удивлен или, во всяком случае, не показывал виду. Он глядел в окно на узловатый ствол каштана, как вдруг его внимание привлек легкий шум. Но и это его не удивило, и, повернувшись к двери, он пробормотал:
– Входи, дорогая...
И, поднимаясь, добавил:
– Знакомься: комиссар Мегрэ собственной персоной.
Это была женщина лет сорока, элегантная, со стремительными движениями и быстрыми глазами. Коротким, цепким взглядом она окинула комиссара с ног до головы. И будь даже где-нибудь на его левом ботинке небольшое пятнышко, оно не ускользнуло бы от ее внимания.
– Я очень рада, комиссар... Надеюсь, вы пожаловали к нам не для того, чтобы арестовать моего мужа? С его слабым здоровьем вам сразу бы пришлось определить его в тюремную больницу...
В ее словах не чувствовалось подвоха. Она сказала это без злобы, с игривой улыбкой, но все же сказала.
– Речь идет, конечно, о ком-нибудь из наших слуг?
– Никаких жалоб я не получал. И кроме того, это входит в компетенцию полицейского участка вашего района.
Она сгорала от нетерпения узнать причину его визита. Парандон понимал это не хуже, чем Мегрэ, но оба, словно забавляясь, не сделали и малейшего намека.
– Вам понравился наш арманьяк?
Она внимательно поглядела на рюмки.