Мегре колеблется
Шрифт:
– Здесь все его зовут Гюсом...
– Так вот, этот Гюс уже приударял за вами?
– Да ему же всего пятнадцать лет!
– Знаю. Но именно этому возрасту свойственно повышенное любопытство к некоторым сторонам жизни, пробуждение чувств...
Мадемуазель Ваг задумалась. Как и Парандон, она всегда задумывалась, словно адвокат приучил ее к точности.
– Нет, - сказала она наконец.
– Когда я его увидела в первый раз, он был еще совсем ребенком. Он приходил просить у меня марки для коллекции и растаскивал уйму карандашей и резинок. Иногда просил помочь ему в уроках. Он садился там, где сидите вы, и с важным видом наблюдал, как я работаю...
– А теперь?
– Теперь он на полголовы выше меня и уже год как бреется. Если ему и случается что-нибудь у меня стянуть, так только сигареты, когда забудет купить.
Мадемуазель Ваг вдруг потянулась за сигаретой, а Мегрэ тем временем стал медленно набивать свою трубку.
– Теперь он к вам заходит чаще, чем прежде?
– Напротив. Я, кажется, уже говорила вам, что у него своя жизнь, и с домашними он встречается только за столом. Когда в доме гости, он в столовую даже не заходит и предпочитает есть на кухне.
– А какие у Гюса отношения с прислугой?
– Для него нет разницы между людьми. Даже когда он опаздывает, он не соглашается, чтобы шофер отвез его в лицей. Боится, что товарищи увидят его в лимузине...
– Видимо, ему неловко, что он живет в таком богатом доме?
– В общем, да.
– А отношения с сестрой у него стали лучше?
– Не забывайте, что я у них не столуюсь и редко вижу их вместе. На мой взгляд, он смотрит на нее, как на забавное существо, и пытается разгадать механизм, который приводит это существо в движение...
– А с матерью он как?
– Она для него слишком шумная... Я хочу сказать, что она всегда в движении, всегда рассказывает о куче незнакомых людей...
– Понимаю... Ну, а дочка? Кажется, ее зовут Полетта?
– Дома все называют ее Бэмби... Тут ведь у обоих детей свои прозвища... Гюс и Бэмби... Видно, и меня они как-нибудь окрестили за глаза... Занятно, как...
– Какие у Бэмби отношения с матерью?
– Плохие...
– Часто спорят?
– Даже не спорят... Просто почти не разговаривают.
– А кто в этом виноват?
– Думаю, что Бэмби... Вы ее увидите... Она хоть и молодая, но относится к окружающим критически, и по тому, какие она бросает взгляды, видно, что судит их довольно строго.
– То есть несправедливо?
– Не всегда.
– А с вами она ладит?
– Меня она терпит.
– Заходит иногда к вам?
– Только когда ей нужно отпечатать какую-нибудь лекцию или сделать фотокопию.
– Она никогда не рассказывала вам о своих подругах, приятелях?
– Никогда.
– Как вам кажется, знает она о вашей связи с отцом?
– Никогда об этом не думала. Каждый мог нас застать врасплох.
– А отца она любит?
– Скорее, относится к нему покровительственно... Она, должно быть, считает его жертвой матери. Мне кажется, Бэмби не выносит мать за то, что она играет в семье слишком большую роль.
– А сам Парандон играет не слишком большую роль?
– Да, не из первых...
– И он никогда не пытался...
– Может, и пытался, давно, когда я еще здесь не работала, но, видно, понял, что битвы ему не выиграть.
– ...и замкнулся в своей раковине?.. Она засмеялась:
– Не настолько, как вы думаете. Он в курсе всего, что происходит в доме... Он не выспрашивает, как мадам Парандон, а довольствуется тем, что слушает, наблюдает, делает выводы. Это удивительно умный человек...
– У меня тоже сложилось такое впечатление.
Он увидел, что эти слова привели ее в восторг. Девушка вдруг посмотрела на него дружески, будто он нашел путь к ее сердцу. И Мегрэ стало ясно, что если она вступила в интимные отношения с Парандоном, то вовсе не потому, что он ее патрон, а потому, что питала к нему настоящие чувства.
– Бьюсь об заклал, что у вас нет любовника...
– Это верно. Мне и не хочется...
– Вы не страдаете от того, что живете в одиночестве?
– Напротив. Невыносимо иметь под боком человека, который тебе неприятен... Тем более спать с ним...
– А мимолетные увлечения?
И снова, как при каждом вопросе, он уловил в ее коротком раздумье колебание: сказать или не сказать правду...
– Иногда... Очень редко...
И с забавной гордостью, будто изрекая свое кредо, добавила:
– Но только не у меня дома...
– Каковы отношения у Гюса с отцом? Я уже задавал вам этот вопрос, но разговор ушел в сторону...
– Гюс его обожает, но восхищается издали. Знаете ли, чтобы их по-настоящему понять, вам бы следовало познакомиться со всей семьей, но, боюсь, тогда ваше расследование никогда не закончится... Квартира, как вы знаете, принадлежала Гассену де Болье и полна воспоминаниями о нем... Он был председателем кассационного суда. Три года назад, когда он уже совсем одряхлел, он уехал к себе в Вандею и с тех пор живет там безвыездно В своем имении. Раньше он приезжал на недельку-другую в Париж, в доме есть его комната, и стоило ему появиться, как он снова становился хозяином дома...
– Значит, вы его знали?
– Очень хорошо. Он диктовал мне всю свою корреспонденцию.
– Что это за человек? Судя по портрету...
– Тому, что в кабинете у мосье Парандона? Если вы видели портрет, считайте, что видели и оригинал... О таких, как он, говорят неподкупный и просвещенный деятель... Вы понимаете, что я хочу сказать? Представьте себе человека, считающего себя центром вселенной, словно это памятник, только что сошедший со своего пьедестала... Пока он здесь жил, все холили на цыпочках и говорили шепотом. Дети - тогда они были маленькие - буквально трепетали перед ним... Совсем другое дело отец мосье Парандона, хирург...