Мегрэ напуган
Шрифт:
Но в восемь тридцать ещё ничего не произошло.
– Тебе не за чем спешить. Я заказал такси, и водитель предварительно заедет в отель забрать багаж.
– Но мне в любом случае следует туда заглянуть, чтобы оплатить счета.
– Я позвонил, чтобы их переписали на мое имя. Те самым тебе будет дан урок, как это не останавливаться у нас, когда ты соизволяешь раз в двадцать лет побывать в Фонтенэ.
Подали кофе, коньяк. Он согласился выкурить ещё одну сигару, раз уж это стало традицией, ибо не сделай он этого,
Было уже без пяти минут девять, машина тихо урчала у двери, водитель ожидал пассажира, как вдруг наконец-то раздался телефонный звонок.
Шабо устремился к аппарату, снял трубку.
– Да, это я... Как?.. Он умер?.. Не слышу вас, Ферон... Говорите громче... Да... Сейчас же приду. Пусть его отвезут в больницу, это само собой разумеется...
Следователь повернулся к Мегрэ.
– Мне надо срочно бежать по делам. Тебе действительно необходимо уезжать сегодня вечером?
– Обязательно.
– Но я тогда не смогу проводить тебя на вокзал.
Из-за маман он не стал больше ничего объяснять, схватил шляпу и быстро накинул демисезонное пальто.
И только на тротуаре тихо бросил:
– У Верну произошла жуткая сцена; Юбер, мертвецки пьяный, принялся все крушить в своей комнате и под конец, совсем уже разбушевавшись, полоснул себя бритвой по венам.
Его удивило спокойствие комиссара.
– Он не умер, - продолжал Шабо.
– Знаю.
– Как это так?
– Потому что такого склада люди не кончают самоубийством.
– Однако его сын...
– Ладно. Нас ждут.
Вокзал был в пяти минутах езды. Мегрэ подошел к такси.
– Времени в обрез, - уточнил водитель.
Мегрэ в последний раз повернулся к своему другу, который, по-видимому, совсем растерявшись, застыл на тротуаре.
– Напишешь обо всем.
Поездка оказалась монотонной. На двух-трех вокзалах Мегрэ выходил из купе, чтобы пропустить рюмочку чего-нибудь крепкого и в конце концов задремал, смутно воспринимая на остановках возгласы начальника станции и скрип вагонов.
В Париже он прибыл ранним утром и на такси добрался до дом, где, взглянув снизу на открытое окно, улыбнулся. Супруга уже поджидала его, стоя на лестничной клетке.
– Не переутомился? Хоть немного поспал?
Мегрэ выпил три больших чашки кофе, прежде чем почувствовал, как постепенно отступает нервное напряжение.
– Примешь ванну?
Непременно! Как хорошо было снова услышать голос мадам Мегрэ, почувствовать запах родного жилища, увидеть, что мебель и все прочие домашние предметы стоят на своих привычных местах.
– Я не очень хорош поняла, о чем ты мне рассказывал по телефону. Опять занимался каким-нибудь делом?
– Оно закончено.
– И что это было?
– Тип, который не хотел смириться с тем, что проиграл.
– Не понимаю.
– Ничего. Есть люди, которые вместо того, чтобы катиться
– Ты, должно быть, знаешь, о чем говоришь, - философски заметила она вполголоса и больше к этому вопросу не возвращалась.
В половине десятого в кабинете начальника Мегрэ посвятили в суть дела об исчезновении дочери сенатора. История была скверная, с более или менее разнузданными типа оргий сборищами в одном из подвальчиков и в довершение всего ещё замешанная на наркотиках.
– Есть почти полная уверенность в том, что она ушла оттуда не по своей воле, но мало шансов в пользу того, что её похитили. Самая вероятная версия: она погибла от передозировки, а её друзья, перепугавшись, где-то спрятали труп.
Мегрэ переписал список фамилий и адресов.
– Люка уже кое-кого из них опросил. Но до сего времени никто не решился заговорить.
Но разве не его это ремесло - расшевелить людей, заставить их все выложить начистоту?
– Поразвлекся там?
– Где?
– В Бордо.
– Да там дождь лил, как из ведра.
О Фонтенэ он не стал упоминать. У него едва хватило времени лишь мельком вспомнит о том, что там происходило в течение всех тех трех дней, пока он добивался чистосердечных признаний от всех этих молодых болванов, которые считали себя умнее всех.
Затем, изымая как-то свою почту, он наткнулся на конверт со штемпелем Фонтенэ-ле-Конт. К тому времени он из газет уже в основном знало, чем закончилось это дело.
Но теперь Шабо своим четким, ужатым немного угловатым почерком, который вполне мог бы сойти за женский, снабдил его подробностями.
"В какой-то момент, вскоре после твоего ухода из дома на улице Рабле, хозяин особняка пробрался в домашний винный погребок, и Арсен видел, как он оттуда вернулся с бутылкой коньяка "Наполеон", который в семье Курсонов бережно хранили на протяжении жизни двух поколений".
На этом месте Мегрэ не смог удержаться от улыбки. Ради последней своей выпивки Юбер Верну не довольствовался каким-то там банальным крепким напитком! Он выбрал то, что считалось в доме самым редким, бутылку весьма почтенного возраста, которую хранили, рассматривая её в известной степени как залог и символ древнего дворянского рода.
"Когда дворецкий явился к нему, известив, что ужин подан, у Юбера глаза уже налились кровью, а взгляд блуждал с предмета на предмет. Величественным театральным жестом он распорядился оставить его в покое воскликнув:
– Пусть эти стервочки откушают без меня!
Они и сели за стол без него. Но примерно через десять минут из его апартаментов стал доноситься глухой шум. Послали Арсена выяснить, в чем дело, но дверь оказалась закрытой на ключ, а Верну у себя в комнате бесновался, ломая все, что попадало под руку, и вопя дикие непристойности.