Мегрэ напуган
Шрифт:
Не притрагиваясь к кофе, он опрокинул одним махом рюмку коньяка и поднялся.
– Могу теперь пойти пообедать?
Шабо утвердительно махнул рукой и встал в свою очередь, чтобы проводить Ферона.
– Чем теперь мне заняться?
– Еще не знаю. Зайдите ко мне на службу. Прокурор будет там ждать меня в три часа.
– Я на всякий случай оставил двух сотрудников перед домом на улице Рабле. Там постоянно толпится народ, люди ходят туда-сюда, останавливаются, о чем-то переговариваются в полголоса.
– Они не возбуждены?
– Теперь, когда Ален Верну покончил с собой, думаю, опасность беспорядков миновала. Вы знаете, как это бывает.
Шабо посмотрел на Мегрэ с таким видом, словно хотел сказать:
"Видишь!"
Как бы он был рад услышать сейчас от своего друга в ответ:
"Ну конечно же. Все кончено".
Вот только Мегрэ не проронил ни слова.
Глава восьмая
Инвалид из Гро-Нуайе
Немного не доходя до моста, если идти от дома Шабо, Мегрэ повернул направо и в течение десяти минут шел вдоль длинной улицы - совсем не городской по виду, хотя вовсе и не сельской.
Сначала шли и шли дома - белые, красные, серые, включая огромное здание виноторговца и принадлежавшие ему же винные склады; все они лепились друг к другу, хотя и не так, как, к примеру, на улицу Республики, а некоторые, беленые известью и одноэтажные, вообще чуть ли не напоминали хижины, крытые соломой.
Затем появились прогалины, какие-то переулочки, за которыми проглядывались полого спускавшиеся к реке огороды, порой на глаза попадалась какая-нибудь белая козочка, привязанная к колышку.
Тротуары были практически безлюдны, но в полумраке, за открытыми дверями, можно было увидеть в сборе целые семейства, либо слушавшие радио, либо вкушавшие сладкие пироги, в другом месте - мужчину в одной рубашке, читавшего газету, в третьем - сухонькую старушку, дремавшую рядом с большими напольными часами с медным маятником.
Постепенно все чаще стали попадаться сады, пустыри между опоясывающими их стенами увеличивались, Вандея все ближе надвигалась на улицу, усеянную ветками, сорванными с деревьев последними шквальными ветрами.
Мегрэ, отказавшийся от машины, начал уже сожалеть о своем решении, ибо не предполагал, что его путь окажется столь долгим, тем более, что солнце стало припекать макушку. Ему понадобилось почти полчаса, чтобы добраться до перекрестка Гро-Нуайе, после которого, как представлялось, шли уже сплошные луга.
Трое парней, одетых в темно-синие спецовки, с покрытыми лаком волосами, стояли, прислонившись спинами к двери постоялого двора и, видимо, не представляя, с кем имеют дело, поглядывали на комиссара с агрессивной иронией, свойственной сельским жителям по отношению к заплутавшему в их краях горожанину.
– Где тут дом мадам Паж?
– осведомился он у них.
– Вы хотите сказать Леонтины?
– Я не знаю её имени.
Этого было достаточно, чтобы они расхохотались. Им казалось странным, что кто-то мог этого не ведать.
– Если вы говорите о ней, то вон та дверь.
Дом, на который они указали, был одноэтажным и настолько низким, что Мегрэ мог рукой дотянуться до его крыши. Выкрашенная в зеленый цвет дверь состояла из двух половинок, как это встречается в конюшнях, - открытой верхней и прикрытой нижней.
Поначалу он не увидел ни души в очень бедно смотревшейся кухне, где наряду с печкой из белого фаянса наличествовал также круглый стол, покрытый клеенкой в клеточку, на котором стояла пестрая ваза, скорее всего, выигранная на какой-нибудь деревенской ярмарке; каминная полка была заставлена безделушками и фотографиями.
Мегрэ качнул колокольчик, подвешенный на тонкой веревке.
– В чем дело?
Он увидел как хозяйка выходит через дверь, распахивавшуюся влево, из комнаты, которая вместе с кухней и составляла собственно дом. Женщине можно было с равным успехом дать как пятьдесят, так и шестьдесят пять лет. Сухая и жилистая, напоминавшая горничную из отеля, она вглядывалась в него с присущим крестьянам недоверием и не подходила ко входу.
– Что вам надо?
Затем сразу же:
– Это не ваше фото они тиснули в газете?
Мегрэ услышал, как кто-то зашевелился в комнате. Мужской голос поинтересовался:
– Кто это там, Леонтина?
– Да комиссар из Парижа.
– Комиссар Мегрэ?
– Думаю, так его и зовут.
– Пусть входит.
Не двигаясь с места, она повторила:
– Входите.
Он сам приподнял щеколду, дабы открыть нижнюю половинку двери. Леонтина не приглашала его присесть, вообще ничего не говорила.
– Вы были служанкой, убиравшейся в доме Робера де Курсона, верно?
– В течение пятнадцати лет. Полиция и журналисты уже задавали мне кучу вопросов. Я ничегошеньки не знаю.
С того места, где он находился, комиссару теперь были видна побеленная комната, стены которой украшали олеографические картинки, ножка высокой из орехового дерева кровати, застланной красной периной; его ноздри уловили знакомый запах трубочного дыма. Было слышно, как мужчина внутри дома беспрестанно производит какие-то движения.
– Хочу взглянуть, как он выглядит...
– вполголоса произнес он.
Она беззлобно бросила Мегрэ:
– Слышите, что говорит мой муж? Входите. Он не может покинуть кровать.
У сидевшего в комнате мужчины лицо обросло густой щетиной; вокруг него были разбросаны газеты и дешевенькие издания романы. Он курил пеньковую трубку с длинным черенком, а на ночном столике под рукой стоял литр белого вина и рюмка.
– Это все ноги, - объяснила Леонтина.
– С тех пор, как их защемило буферами двух вагонов. Он ведь железнодорожник. Размозжило до костей.