Мегрэ напуган
Шрифт:
– Я задаюсь вопросом, почему он так спешил?
– Спешил в чем?
– Снова кого-то уничтожить. Затем ещё раз. Будто очень старался укоренить в мнении людей мысль о некоем свихнувшемся типе, рыскающем по улицам города.
На сей раз Шабо вскинул голову.
– Ты хочешь сказать, что он никоим образом не спятил?
– Не обязательно.
– И что тогда?
– Это вопрос, который я, к моему сожалению, не успел всесторонне обсудить с Аленом Верну. Но в моей памяти застряло то немногое, о чем он успел
– Это очевидно. Иначе их больше гуляло бы на свободе.
– Вовсе не неизбежен также - a priori - и тезис о том, что раз он безумен, то и убивает поэтому.
– Я потерял канву твоих рассуждений. И все же: каков вывод?
– У меня его нет.
Оба вздрогнули, услышав трель телефонного звонка. Шабо снял с рычага трубку, постарался собраться с силами, изменить голос.
– Да, мадам. Он здесь. Сейчас позову его.
И обращаясь к Мегрэ:
– Твоя супруга.
Она заговорила на том конце провода:
– Это ты? Я не побеспокоила тебя во время обеда? Вы все ещё за столом?
– Нет.
Было бесполезно сообщать ей, что он ещё даже и не садился за него.
– Полчаса назад звонил твой начальник и спрашивал, наверняка ли ты приедешь завтра утром. Я не знала, как ему ответить, поскольку когда мы разговаривали сегодня утром, ты не был столь уж категоричен на этот счет. Он просил при случае сообщить тебе, что дочка уж и не знаю какого там сенатора исчезла пару дней назад. Этого ещё нет в прессе, но много шансов, что шума будет предостаточно. Ты знаешь, о ком я говорю?
– Нет.
– Он мне назвал фамилию, но я её позабыла.
– Другими словами, он хочет, чтобы я обязательно вернулся?
– Он так прямо не говорил. Но я, однако, поняла, что он был бы рад, если бы ты лично занялся этим делом.
– Дождь идет?
– Погода стоит расчудесная. Так что ты решил?
– Сделаю невозможное, чтобы завтра утром оказаться в Париже. Должен же быть какой-нибудь ночной поезд. Я ещё не смотрел расписание.
Шабо сделал знак, что таковой существует.
– В Фонтенэ все в порядке?
– Все преотлично.
– Передавай привет следователю.
– Непременно.
Когда он повесил трубку, то не смог бы сказать с полной уверенностью, был ли его друг раздосадован или, наоборот, рад тому, что он уезжает.
– Надо возвращаться?
– Да, дела.
– Может, самое время сесть за стол.
Мегрэ с сожалением оставил одиноко стоять на столе белую коробку, чем-то напоминавшую ему сейчас гроб.
– Не будем об этом говорить в присутствии маман.
Они не дошли ещё до десерта, как позвонили в дверь. Роза пошла открывать, а, вернувшись, сообщила:
– Это комиссар полиции, он спрашивает...
– Пусть пройдет в кабинет.
– Я так и сделала. Он там ждет, говорит, что не срочно.
Мадам
Наконец они встали из-за стола.
– Кофе принести в кабинет?
Его подали на троих, и Роза поставила на поднос и бутылку коньяка с соответствующими рюмками, чуть ли не священнодействуя при этом. Пришлось выждать, пока за ней не закроется дверь.
– Ну что?
– Я был там?
– Сигару?
– Спасибо. Я ещё не обедал.
– Хотите что-нибудь перекусить?
– Не стоит. Я уже позвонил жене, что не задержусь и скоро вернусь домой.
– Как все произошло?
– Открыл дверь дворецкий, и я попросил встретиться с Юбером Верну. Слуга мариновал меня в коридоре, пока ходил звать хозяина. Продолжалось это довольно долго. Какой-то парнишка семи-восьми лет появился наверху лестницы и стал меня разглядывать, но его быстро отозвал голос матери. Кто-то ещё меня изучал через приоткрытую дверь, явно старуха, не знаю только мадам Верну или её сестра.
– Как прореагировал Верну?
– Он появился в конце коридора, не доходя до меня трех-четырех метров и продолжая продвигаться вперед, сразу же спросил:
– Вы нашли его?
Я ответил, что принес ему плохую новость. Он не предложил пройти в салон, так и оставил меня стоять у входа, на половике, поглядывая с высоты своего роста, но я отчетливо видел, как дрожали его губы и руки.
"Ваш сын умер", - все же выдал я наконец.
Он мне в ответ:
– Это вы его убили?
– Он покончил с самоубийством сегодня утром в комнате своей любовницы.
– Произвело ли это на него впечатление?
– поинтересовался собеседник.
– Мне показалось, что для него это было шоком. Он открыл рот, чтобы задать вопрос, но ограничился тем, что тихо пролепетал:
– Значит, у него была любовница!
Он не пытался выяснить, кто она, ни что с ней стало. Прямо прошел к двери, открыл её и выпуская, произнес последние слова:
– Может, теперь-то эти люди оставят нас в покое.
И указал движением подбородка на собравшихся на тротуаре на другой стороне улицы зевак и на журналистов, воспользовавшихся тем, что он появился на пороге, чтобы сфотографировать его.
– Он не пытался их избежать?
– Наоборот. Заметив щелкоперов, он чуть задержался, лицом к ним, взглянул прямо в глаза, а потом медленно закрыл дверь, и я услышал, как он задвигал на место засовы.
– А что с девушкой?
– Я заехал в больницу. Шабирон дежурит у её изголовья. Уверенности в том, что все обойдется благополучно, пока нет из-за какого-то там врожденного недостатка сердца.