Механическая птица
Шрифт:
Холодный пот выступил у меня на лбу. Что могут сделать с моей сестрой люди, которые изобрели кучу разнообразных приспособлений? В том числе и приспособлений для причинения боли!
— Ты же сам говорил! Она — глава нашего посольства! Она дочь Верховного мага клана. Если с ней так поступят, это будет равно объявлению войны!
Маска невозмутимости слетела с лица отца.
— Ты совсем идиот?! То, что сделала твоя сестра, — уже и так сродни объявлению войны! Думаешь, Совет магов признает, что она совершила все это с нашего благословения? Разумеется, у нас не было выбора, кроме как объявить ее
— Значит, бросите ее на произвол судьбы, чтобы избежать неловкости?
— Чтобы избежать войны. — Его глаза сузились. — Не смотри на меня так, сын. Не знаю, какой вздор вбила тебе в башку эта женщина-аргоси, но именно так и работает дипломатия. Такую цену платят за поддержание мира.
— Возможно, в следующий раз вы придумаете другой способ сохранить мир. Не отправляя мою сестру шпионить. И не используя грязную магию, чтобы мучить девочку едва старше твоей собственной дочери!
— Ты действительно настолько слеп? Ты так плохо думаешь о своей сестре? Шелла не использовала обсидианового червя. Она отобрала браслет у зарвавшегося дурака Хет-эмада, который хотел побыстрее решить наши проблемы. И Шелла сама вызвалась на эту миссию. Она практически потребовала этого!
— Но почему? Почему она…
— Чтобы защитить тебя, Келлеи. Она знала, что тебе удастся попасть в Гитабрию. Что вы с аргоси уничтожаете эти браслеты — тем самым уничтожая и будущее нашего народа. Если бы погиб какой-нибудь другой маг клана, его соратники просто прикончили бы тебя на месте.
Он помолчал, и я почти почувствовал, что воздух коснулся пальцев, когда отец вздохнул. Его хладнокровие вернулось, и он повторил прежние слова:
— Ты найдешь Шеллу и освободишь. Потому что иначе наши враги замучают и убьют ее.
— Дароменская империя… Теократия Берабеска. А теперь даже мирная купеческая страна. Когда Гитабрия успела стать нашим врагом, отец?
— Они не джен-теп, Келлен, — ответил он, как будто это все объясняло. Увидев мое замешательство, отец добавил: — Все, кто не джен-теп, — враги нашего народа.
Меня раздражал его цинизм. И его абсолютная уверенность в том, что мир разделен не на страны и народы, а просто на семью и всех остальных. Но было кое-что еще. Пока мы говорили с ним, мои невеликие таланты проницательности и восприимчивости снова заработали.
— Ты солгал, отец.
Карта снова замерла, и мне опять почудилось, что заклинание прервалось. Но на сей раз я не обманулся.
— Ты сказал, что Шелла возглавила миссию в Гитабрии, потому что вызвалась сама.
— Так и есть, — ответил он.
— Возможно, но великий и могущественный Ке-хеопс никогда бы не позволил сентиментальности повлиять на его планы. Ты хотел, чтобы она приехала сюда и выполнила твою просьбу — защитила меня.
— И зачем бы мне это могло понадобиться? — спросил он, хотя, казалось, не слишком интересовался ответом.
— Потому что ты знал: того, кто сюда проникнет, скорее всего схватят. Его будут допрашивать и в конечном итоге вызнают все, что джен-теп хотят сохранить в секрете. Итак, ты послал Шеллу. Потому что знал: она — единственная из джен-теп, из-за кого я готов рискнуть жизнью.
Линии на карте снова изменились. Отец опять улыбался. Но на сей раз не насмешливо, а вроде бы даже с гордостью.
— Возможно, ты все-таки не дурак.
Глава 47
ТЮРЬМА
— Ты уверен, что хочешь сделать это в одиночку? — спросила Фериус.
Я смотрел в просвет между деревьями на относительно небольшое, относительно безобидно выглядящее здание из серого камня и старался не дрожать. От идеи не потеть я уже отказался.
— Все будет хорошо, — произнес я неубедительно.
Хотя я провел в Нотия-Верасе пару дней, я понятия не имел, как ее найти. Когда Джануча вытащила меня отсюда, одним из условий освобождения было — что я поеду с завязанными глазами. К счастью, Фериус использовала свой арта туко и тайно следовала за изобретательницей в тот день, когда она приходила ко мне. На случай, если дела пойдут неважно и придется отбивать меня силой. Просто удивительно, как тщательно и дотошно Фериус строит каждый из своих планов.
А я? Я был бы счастлив, если бы имел хоть смутное представление, что делать дальше.
Рейчис спрыгнул с ветки дерева.
— Келлен не будет один, идьот. Он будет со мной.
С тех пор как мы встретились с отцом Фериус, он повадился называть людей «идьот». Мне хватило ума не сказать белкокоту, что он разговаривает как пастух с приграничных болот.
Фериус не стала дожидаться перевода.
— Я знаю, что ты пойдешь с ним, глупый белкокот. За тебя я тоже беспокоюсь.
— Все будет в порядке, — сказал я. — Рейчис — лучший разведчик из всех нас. И какие бы ловушки там ни понаставили, едва ли они рассчитаны на мелких животных. — Рейчис рыкнул на меня. — Вот почему эти гитабрийцы почувствуют себя идиотами, когда поймут, кто планировал операцию.
Это, казалось, смягчило белкокота.
— В любом случае, — продолжал я, — чем больше нас, тем больше шансов быть обнаруженными. Лучше, если пойдут только двое.
— Но почему ты? — с сомнением высказалась Нифения. — Разве леди Фериус не справилась бы лучше?
— Я по-прежнему не леди, — не преминула заметить Фериус.
— Ну, началось! — буркнул Рейчис. — Увольте меня от очередного урока по этикету голокожих.
Он взобрался на дерево, поднимаясь все выше и выше, пока не достиг вершины и не поднялся в воздух.
— Увидимся внутри, неудачник!
— Ты спросила, зачем мне идти? — сказал я Нифении. — Потому что я единственный, кто может понять чертова белкокота.
С этими словами я побежал, петляя как заяц, к заднему входу в здание тюрьмы.
Гитабрийцы строят тюрьмы довольно оригинальным способом. На самом деле они довольно оригинально строят все. Думаю, это потому, что они много путешествуют — находят интересности в других культурах и сочетают со своими изобретениями, чтобы придумать гениальные решения. Например, на пути в Нотия-Верас я не встретил никаких охранников. Ничего удивительного, учитывая, как Завера пеклась о секретности. К тому же здесь хватало замков и ловушек, и никто без специальной монеты не мог попасть внутрь.